Тайна озера самоубийц - Анна Велес

Журналист подумал, что, вообще, это ожидаемо. Все Горские выглядят странными, глядя на них, он столько раз сомневался в психическом здоровье каждой из сестер и даже самого Петра. Амелия самая слабая из них. А все эти ее выходки? Когда она изображала убитую ею Анну, эти скандалы, какой-то непонятный эмоциональный шантаж. Почему-то ярче всего Илья сейчас помнил ту сцену в саду. Поляна, где любила работать музыкант, и скрипка, лежащая там в открытом футляре, когда самой Анны уже нет.

Значит, это уже были не игры. Это уже отклонение от нормы. Видимо, убийство сестры не прошло даром, стало последней каплей, окончательно сломало психику Амелии. Плюс то, как она напала на Клару.

– Насколько все плохо? – спросил он вслух.

– Не говорят, – угрюмо известил Петр. – Василий не понимает в этом ничего. И сам он… Знаешь же, как он к ней относится. Я звонил туда. Врач говорит о кризисе. Она на препаратах. Освидетельствование будет. Для суда.

Он помолчал, а потом добавил совсем убитым тоном:

– Слишком долго одна. Без меня… Она оттуда не выйдет.

Илья тяжело вздохнул и сам потянулся за коньяком. С одной стороны, он четко понимал, что злится на Амелию. Она убила Анну. Журналист не мог и не хотел этого прощать. Наоборот, тот факт, что художница вместо камеры попала в клинику, где условия намного комфортнее, чем для заключенных, казался несправедливым. Она должна ответить за все. Но с другой стороны… Она просто больна, что теперь очевидно. А Петр и Клара… Теперь будто бы они будут расплачиваться за преступления Амелии, потому что больно будет им. Снова несправедливо, однако это смягчало гнев Ильи.

– Как раз оттуда, – суховато известил он Горского, – выйти у нее возможностей больше, чем из тюрьмы. Если докажут, что невменяема, ее просто оставят в клинике. Три-четыре года там или лет пятнадцать по совокупности за все убийства на зоне – что лучше? Ее не посадят, потому что улики, вообще-то, если так подумать, косвенные. Без чистосердечного дело ни о чем. Старые убийства вообще не доказать. Анна… Мало ли когда там Амелия брала ее кофточку. Все не серьезно. Даже мотива нет. Ноты? Да Амелия вообще не умеет их читать! И…

Он запнулся на полуфразе, будто от удара. Было странное ощущение, что Илью чуть ли не сдувает волной чужих эмоций. Казалось сейчас, что из Горского бьет во все стороны энергия. И это было реально осязаемо. Свет, почти счастье, какое-то озарение, победное, удивительно яркое и сильное. Все та же надежда и… нет, не злорадство, а ощущение искренней заслуженной победы. Наверное – триумф.

– Петь… – Илья смотрел на Горского чуть ли не со страхом. – Что…

– Ноты! – Хозяин дома улыбался. По-детски лучезарно. – Понимаешь? Ты… Илья! То, что ты сказал…

Петр вскочил со своего кресла. Впервые за время их знакомства он растерял всю свою основательность и показную надменность. Горский схватил бутылку, начал заново наполнять стаканы, хотя в них и так еще оставалось достаточно напитка. Движения были откровенно суетными, какими-то чуть ли не бестолковыми.

– Давай! – привычно распорядился он.

Илья готов был спорить, даже ругаться. Все это ему осточертело.

– Ну же! – Горскому было наплевать. Он продолжал лучиться триумфом.

– Хватит! – Журналист все же сорвался на крик. – Я не игрушка, сколько можно! Ты хуже Амелии. Тебе самому к врачам надо. Что ты от меня хочешь? Ты говоришь загадками, намеками. Ты чего-то все время требуешь, а сам…

– Скоро, – поспешил заверить его Горский. Теперь в нем была заметна та самая детская серьезность. – Завтра уже. Я сделаю все, обещаю. Все узнаешь. Теперь уже можно. Да и времени нет почти…

Он немного нахмурился, будто был недоволен чем-то, потом посмотрел на свой стакан в руке. Залпом выпил коньяк.

– Илья! – практически нависнув над креслом приятеля, деловито начал Петр. – Я завтра с утра по делам. Потом точно поговорим. Только…

Он улыбнулся удивительно мягко и тепло.

– Съезди к ней, – попросил Горский. – Ты съезди. Амелия зла на меня, но надо же знать, как она там. Пожалуйста! Ты сможешь?

Илья не хотел этого делать, но Петр смотрел на него как ребенок, с таким наивным ожиданием. Журналист кивнул, и тут же ему стало как-то откровенно погано. От всего и сразу. Горский явно им манипулирует, да и видеть Амелию Илья совсем не хотел. Он не сочувствовал ей. Он верил, что она виновна. Снова обижало то, что кто-то пытается это оспорить. Анну не вернуть, но ее убийца должна быть наказана. Но все говорит о том, что как раз достойного наказания удастся избежать. И плюс все те же обещания, недомолвки, странные намеки, больше похожие на болезненный бред. Надоело. Ему до чертей все это надоело.

Илья посмотрел на стакан в своей руке. Сейчас ему казалось, что коньяк имеет мерзкий запах. До отвращения. Как и все остальное – такое же мерзкое. Потому он залпом выпил напиток. Наверное, от отчаяния. И когда спазмом перехватило горло, до тошноты, отстранил Горского и просто рванул прочь из комнаты.

16 глава

Как это ни удивительно, но спиртное подействовало на Илью сразу. Он добрался до своей комнаты, чувствуя себя пьяным, будто выпил не стакан, а всю бутыль. Клонило в сон, и журналист упал на кровать не раздеваясь. Заснул мгновенно, хотя ночью ему снилось нечто муторное, неприятное, как часто бывает в пьяном сне.

Проснулся Илья тоже поздно, к одиннадцати. Чувствовал себя разбитым и чуть ли не больным. Долго стоял под горячим душем, потом отправился завтракать.

Дом снова казался ему пустым. Не слышно было чужих шагов, голосов, будто имение заброшено. Но сейчас Илью это не угнетало – наоборот, успокаивало. Он понял, что каким-то чудом полюбил это место, чувствовал себя здесь хорошо. Именно вот за эти дни, после смерти Анны, когда стал здесь «своим», и это было совсем неправильно. Это нонсенс. Потому что у Ильи вообще впервые в жизни появилось это чувство «дома».

И все же имение принадлежит Горским с их дурными играми, болезненными странными тайнами, со всем тем, от чего Илью мутило больше, чем от вчерашнего коньяка. Надо уезжать. Поговорить сегодня с Петром, выяснить, зачем он был нужен хозяину дома, раскланяться или даже просто послать Горского.

Илья тут же с досадой вспомнил, что перед этим обещал навестить Амелию, чего ему по-прежнему делать совсем не хотелось. Но ладно. Будем считать, он попрощается и