Изогнутая петля - Джон Диксон Карр

ему предметы обстановки и стены, обтянутые изящным набивным ситцем. Он прислушался к необычайно отчетливому, выразительному тиканью: в столовой было двое часов, и стучали они строго попеременно, что создавало впечатление какого-то торопливого шепота. Крошечный маятник в одних часах качался вправо-влево, словно гипнотизируя.

Пейдж отошел обратно к столу и налил себе остывшего кофе. Стук его собственных шагов, дребезжание чашки о блюдце, позвякивание фарфорового кофейника о край чашки – все звучало так же отчетливо, как тиканье часов, и так же нереально. Он вдруг задумался о пустоте как своеобразном свойстве пространства.

Пустота эта подчеркивалась резкостью всех контуров. Мысли его текли неторопливо: эта комната абсолютно пуста… вокруг никого… и что из этого следует?.. Вместе с тем в голову настырно лезли далеко не столь мирные образы: сегодня днем он кое о чем догадался и даже смог подтвердить эту догадку, заглянув в одну из книг своей библиотеки. Там нашлось нечто любопытное, о чем ему хотелось теперь рассказать Мэдлин. Дом у нее, конечно, очень милый, и все-таки стоит в чересчур уединенном месте. Кругом на полмили непроглядная тьма.

Мэдлин что-то никак не возвращалась. В окошко влетел еще один мотылек и, мелькнув причудливым зигзагом, опустился на стол. Легонько заколыхались занавески и огоньки свечей. Решив, что окна, наверное, лучше закрыть, Пейдж пересек гулкую комнату, подошел к стеклу и вдруг замер.

В темноте сада, сразу за узкой полосой света, падавшего из комнаты, он увидел механическую ведьму из Фарнли-Клоуз.

Глава семнадцатая

Не меньше восьми секунд он смотрел на нее, не в силах пошевелиться, неподвижный, как сама кукла.

Полоса бледно-желтого света из окон тянулась по траве футов на десять-двенадцать, едва доходя до облупленного основания фигуры. Падение с лестницы не прошло для нее бесследно: восковое лицо зияло еще более глубокими трещинами, кукла слегка скособочилась и потеряла половину внутреннего механизма. Кто-то не пожалел усилий, чтобы кое-как задрапировать эти раны лохмотьями платья. Старая, искореженная, полуслепая, она злобно пялилась на него из густой зелени лавров своим единственным глазом.

Ощущая, что каждый шаг отдаляет его от безопасной светлой полосы, Пейдж все-таки заставил себя приблизиться к кукле. Рядом как будто никого не было. Он заметил, что кто-то починил ей колеса. Но земля так запеклась от долгой июльской засухи, что следов от колес в траве различить было почти невозможно. Чуть левее шла посыпанная гравием дорожка, на которой тем более не могло остаться следов.

Услышав, что Мэдлин спускается по лестнице, он поспешил назад в дом.

Он тщательно закрыл за собой остекленную дверь и следом все окна. Потом взял тяжелый дубовый стол и перенес его на середину комнаты. Две свечи при этом накренились. Когда Мэдлин вошла в комнату, он сидел за столом, пытаясь закрепить их в подсвечнике.

– Я закрыл окна и двери. Мотыльки налетят, – объяснил он.

– Но будет слишком душно! Может, оставим щелочку?..

– Да, хорошо.

Он немного приоткрыл створку остекленных дверей.

– Брайан! Все в порядке? Ничего не случилось?

Пейдж снова с обостренной ясностью различил дробное тиканье часов. Но сильнее всего он ощутил трогательную беззащитность, исходившую от Мэдлин. Нервозность может проявляться в людях самым неожиданным образом. И Мэдлин теперь больше не казалась чужой и далекой. Ее аура – иначе не скажешь – наполняла всю комнату.

– Господи, нет! Конечно все в порядке, – ответил он. – Просто эти надоедливые мотыльки… спасу от них нет…

– Может, перейдем в другую комнату?

Нельзя оставлять это железное страшилище без присмотра! Нельзя позволить ему шастать куда вздумается!

– Давай лучше останемся тут и выкурим еще по сигарете.

– Ладно. Принести еще кофе?

– Спасибо, не беспокойся.

– Никакого беспокойства! Все уже на плите.

Она с вымученной беззаботностью улыбнулась и вышла на кухню. Пейдж остался сидеть. В окно он не смотрел. Потом ему показалось, что Мэдлин слишком долго нет, и он собрался за ней пойти. Но тут она появилась в дверях с горячим кофейником.

– Брайан, мне это не нравится, – глухо сказала она. – Задняя дверь открыта. Я ее точно не трогала, а Мария, когда уходит домой, всегда ее закрывает.

– Значит, на этот раз Мария забыла.

– Да. Наверное, ты прав. Я так глупо себя веду. Знаю, что глупо. Надо как-то взбодриться.

Встряхнув головой, она неловко, но почти весело и даже с некоторым вызовом рассмеялась. Лицо ее просветлело. Потом она включила радио, неприметно стоявшее в углу, соперничая в скромности с самой хозяйкой. Через несколько секунд, когда приемник нагрелся, они оба вздрогнули от оглушительных звуков музыки.

Мэдлин убавила громкость, но жизнерадостные эстрадные ритмы хлынули в комнату с неумолимостью морского прибоя. Мелодия у песни была простенькая, избитая; слова – бездарней некуда. Мэдлин немного послушала, потом вернулась к столу и разлила по чашкам кофе. Они сидели под прямым углом друг к другу, так близко, что он почти касался ее руки. Мэдлин была спиной к окну. Пейдж ни на секунду не забывал о притаившейся снаружи угрозе. Страшно было представить, что произойдет, если безобразное восковое лицо вдруг покажется с той стороны стекла.

Хотя нервы его были натянуты, мозг лихорадочно работал. Пейдж как будто очнулся от сна. Он чувствовал, что впервые за последнее время мыслит с такой удивительной ясностью; казалось, пали какие-то тяжелые оковы, стеснявшие его ум.

Итак, что он мог сказать о кукле, не выходя за рамки строгих фактов? Весь этот автомат – просто кусок воска и груда мертвого железа с приделанными колесами. Сама по себе ведьма не более опасна, чем какой-нибудь кухонный котел. Они достаточно подробно ее осмотрели и убедились. А значит, единственная ее цель заключалась в том, чтобы наводить ужас, и за этим стояла воля вполне конкретного человека.

Она не прикатила своим ходом по тропинке из Фарнли-Клоуз, как злобная старуха на инвалидном кресле. Кто-то специально ее сюда притащил, и сделано это было все с той же конкретной целью – напугать. Пейджу пришло в голову, что страшные проделки автомата целиком согласуются с тем, какой характер это дело приняло с самого начала, и здесь прослеживается закономерность, которую он должен был бы заметить раньше…

– Да, – словно отвечая на его мысли, сказала Мэдлин. – Наверное, нам стоит об этом поговорить. Так будет лучше.

– О чем?

– Обо всем этом, – ответила она, крепче стискивая руки. – Мне… мне, может быть, известно об этом больше, чем ты думаешь.

Мэдлин снова вплыла в поле его зрения. Она положила ладони на стол, как будто собираясь отодвинуться. На губах ее застыла слабая, испуганная улыбка, но говорила она спокойно и уверенно, почти кокетливо