Пассажир без возврата - Алексей Небоходов

– Долго, – пробормотал он, переведя взгляд на её телефон.

Варвара посмотрела на экран. Вызов шёл. Связь стабильная. Но ответа не последовало.

– Может, она занята? – предложил Виталий, хотя в его голосе не было особой уверенности.

– Вряд ли, – Смолина нахмурилась. – Обычно при занятости идёт сброс или автоответчик. А здесь просто… пустота.

Четвёртый гудок. Пятый. Она чуть сильнее сжала телефон.

– Ну, давай же… – пробормотала она себе под нос.

Шестой гудок. Виталий чуть качнулся с пятки на носок, взглянул на коллегу, потом на пространство вокруг, словно надеясь увидеть ответ в сером пепле, оседающем на полу.

– Это уже странно, – тихо заметил он.

На седьмом гудке связь неожиданно оборвалась. Короткий резкий сигнал. Варвара моргнула, снова нажала на номер, но дисплей тут же отразил сухое сообщение: «Абонент недоступен». Она медленно убрала телефон.

– Отключили, – негромко сказал Виталий.

Они обменялись взглядами. В тишине здания их дыхание казалось слишком громким.

– Либо её уже нет, либо кто—то очень не хочет, чтобы мы с ней говорили, – сказала Варвара, глядя куда—то мимо Санина, словно пыталась мысленно проследить путь Лизы.

– Слишком вовремя отключился телефон, – заметил он, устремляя взгляд в темноту коридора. – Прямо как по сигналу.

Варвара задумчиво провела пальцами по экрану телефона, словно надеясь найти зацепку там, где её не было.

– Если её действительно убрали, то либо слишком поздно, либо у нас остаётся совсем мало времени.

Она ещё раз посмотрела на номер в документах. Цифры казались безразличными, ничего не значащими, но теперь в них ощущалась новая тяжесть. Контакт оборван. И это значило только одно: Лиза Климова либо исчезла, либо её заставили замолчать.

Глава 14

Елизавета Климова никогда не мечтала стать стюардессой. Она не грезила о романтике неба, не представляла себя в идеально выглаженной форме, шагающей по залу ожидания с непринуждённой улыбкой. Но, когда в восемнадцать лет ей сказали, что у неё приятная внешность и грациозная походка, она пожала плечами и пошла учиться, решив, что раз уж её всё равно тянет к высотам, пусть это будет хотя бы официально.

Она вообще редко задумывалась о будущем. Всё её внимание с ранних лет было сосредоточено на другом – на том, чего никто вокруг, кажется, не испытывал с такой острой, порой даже мучительной силой.

Она всегда знала, что у неё проблема.

Нет, правда. Она хотела бы сказать, что у неё было обычное детство, но это было бы наглой ложью. Обычные дети не проводят часы, лёжа на кровати и задаваясь вопросом, почему у них внутри такое ощущение. Обычные дети не краснеют и не прячутся в ванной, когда случайно по телевизору показывают сцену с поцелуем. Обычные дети не чувствуют, что их буквально выворачивает наизнанку, если кто—то в классе касается их руки.

Лиза чувствовала. С каждым годом это становилось хуже.

К какому—то моменту она уже могла отличить "просто приятное" от "я сейчас взорвусь и умру". К четырнадцати она поняла, что это не проходит. К шестнадцати – она наверное была единственной девочкой в школе, способной получить оргазм от собственного дыхания.

И, честное слово, она не считала это чем—то особенным. Наоборот. Это было ужасно.

Потому что никто вокруг не испытывал ничего подобного. Подруги хихикали, обсуждая, как им нравится кто—то из старшеклассников, а Лиза сидела рядом, стараясь не показывать, что ей хочется не просто поцеловать кого—то, а залезть под чужую кожу, сгореть, раствориться, лишь бы это ощущение внутри перестало зудеть.

Она пробовала справляться. Сначала, как и положено подростку, – через спорт. Бегала до потери пульса, изматывала себя йогой, пробовала плавание. Всё это, конечно, работало… ровно до того момента, пока в бассейне не появлялся кто—то с красивыми плечами.

Потом она попробовала книги. Это было даже хуже.

– Лиза, ты так любишь читать! Какую классику посоветуешь?

Она отрывалась от очередного романа и нервно сглатывала, потому что ни одна нормальная девочка не посоветует "Любовника леди Чаттерлей" на уроке литературы.

Затем она поняла, что все её проблемы сводятся к одному: ей категорически нельзя оставаться одной.

Потому что как только Лиза оставалась одна, она превращалась в электрическую катушку, которая накалялась до предела, пока не приходилось разряжаться. И каждый раз это повторялось снова и снова, словно замкнутый круг, из которого не было выхода. К шестнадцати она поняла главное: если её желания не остановить, их хотя бы можно держать в рамках.

Игра, начавшаяся в подростковом возрасте, превратилась в искусство самоконтроля. Лиза научилась держать дистанцию, не задерживать взгляд, не приближаться слишком близко, не позволять чужим рукам задерживаться на её коже. Она смеялась вместе со всеми, шутила, играла в невинность.

– Ну ты жертва гормонов, Лизка! – хихикали подружки, когда она отводила взгляд от очередного красавчика.

– Да—да, именно так, – вздыхала она, пряча руки в карманы.

Как будто одних только гормонов было достаточно, чтобы объяснить тот хаос, что творился у неё в голове. Ей нравилось всё.

Мужчины, женщины, улыбки, плечи, шеи, голоса, дыхание. Её организм реагировал на всё, и это было просто несправедливо. Но хуже всего было осознание, что в мире не существует человека, который сможет её понять.

Слишком рано она поняла: её желание не было чем—то обычным. Оно было больше, сильнее, глубже, пробираясь в самую суть её существа и наполняя каждую клетку тела жарким, почти невыносимым желанием.

Пробиралось в кости, наполняло её до краёв, заставляло дёргаться от случайных прикосновений, задыхаться от звука чужого смеха.

Но никто вокруг не испытывал того же самого, и Лиза ощущала, что остаётся наедине со своей тайной. У неё не было никого, с кем можно было бы поделиться этим, и со временем она поняла, что единственный способ вписаться в окружающий мир – это притворяться, делая вид, что всё в порядке.

Лиза никогда не была из тех девочек, которые мечтают о «прекрасной любви» и хранят в тетрадях засушенные лепестки роз. Всё происходило куда проще и логичнее: ей нравилось чувствовать людей рядом. Их прикосновения, их тепло, даже случайные толчки в узких школьных коридорах.

Она заметила это раньше, чем ей хотелось бы.

Пока подруги хихикали, рассказывая, кто «влюбился» в нового старшеклассника, Лиза не могла понять, о чём вообще идёт речь. Она не собиралась мечтательно смотреть на кого—то издалека, краснеть при встрече и ждать «правильного момента». Всё было гораздо проще – она просто хотела попробовать.

И однажды сказала это вслух.

– Мне нравится, когда прикасаются, – невинно призналась