Искатель, 1998 №1 - Юрий Дмитриевич Маслов

по местам, прибраться и вообще «создать условия для полноценного труда». Напрасно я пытался убедить его, что не имею привычки работать в жилой комнате, во время заслуженного отдыха.

— Ученый всегда работает, — изрек он один их своих излюбленных перлов и принялся наводить порядок.

Точнее, Адам Адамович руководил, а порядок наводил я. Хуже всего было то, что сейчас он даже не был моим начальником, и все же втравленная годами учебы и работы привычка подчиняться не позволяла мне противоречить. Скрипя зубами и скрепя сердце, я развесил таблички, запустил автоматических уборщиков и прикрепил на стены репродукции: портрет Менделеева и «Персея и Андромеду» с картины Рубенса, которые успел откопать где-то Серединкин.

— Искусство и наука — суть одно, они облагораживают человека и помогают ему развиться в гармоническую личность! — провозгласил Адам Адамович и вытер пот со лба, как будто он, а не я вешал картины и возился с автоматами кондиционирования, ароматизирования и витаминизирования воздуха. Вот интересно, как он потеет, если у него другая структура тела, чем у нас?

Между тем Серединкин увидел пепельницу с окурками.

— О Боже, Саша, неужели ты все еще куришь? Мало того, что ты губишь свое здоровье, снижаешь работоспособность и теряешь массу времени! Тебе к тому же приходится значительно чаще проветривать помещение, что приводит к повышенному расходу энергии на Станции!

Похвально! Этот хоть понял, что мы находимся на одной из орбитальных Станций!

— Адам Адамович, а вы в курсе, где расположена наша Станция?

Он взглянул на меня несколько смущенно:

— Не знаю, дорогой, а какое это имеет значение?

Я развел руками. Такого я не ожидал даже от Серединкина.

— Мы находимся на Станции «Солярис». Пойдемте, я познакомлю вас с коллективом.

Адам Адамович кивнул:

— Да-да, надо же быть в курсе дел.

И я взялся вводить его в курс. Мы обошли жилые, лабораторные, обслуживающие и вспомогательные отсеки, и я рассказал Адаму Адамовичу все смешные и забавные случаи, когда-либо происходившие на станциях подобного типа. Наконец, когда силы мои начали истощаться, мы отыскали Галина. Я познакомил сотрудников и поспешил скрыться. График проведения исследований был под угрозой…»

«Я не удивился, когда, проснувшись, обнаружил в каюте Никиту Петровича Цобо. Мы выпили кофе. Я выслушал историю о больных деснах Никиты Петровича, из-за которых у него постоянно исходит изо рта дурной запах. Пропустил мимо ушей дюжину сальных анекдотов десятилетней давности и успешно сдал его Галину. Тот очень спешил, и поговорить мы смогли только на следующий день, когда я привел к нему очередного «гостя». То есть говорил я на этот раз не с Галиным, а с Сорокиным. Галину было опять некогда.

Прежде всего меня удивил вид Сорокина. Руки у него были обмотаны бинтами, и огромный белый тюрбан повязок украшал голову. Глубоко запавшие глаза смотрели внимательно и чуть насмешливо.

— Экспериментируете? — я кивнул вслед уводящему нового «гостя» Галину.

— Ага.

— И как результаты?

Сорокин выпростал из бинтов пальцы, похоже обожженные кислотой, и пощелкал тумблерами на приборной панели. На стене зажглось несколько экранов. На одном была кают-компания. За столом склонились над бумагами и папками три Хреньковских. В других помещениях вместе и порознь сидело еще человек десять «гостей». Я криво усмехнулся.

— Ну, как Хреньковские?

— Прекрасно. Долго решали, кто главнее, но потом установили триумвират и занялись составлением плана работ. Для нас.

— А остальные?

— Остальные начальники тоже трудятся над директивами.

— Но почему Океан создает именно этих людей, а не каких-либо других?

Сорокин пожал плечами.

— Вероятно, их образы лучше всего отпечатались в нашем мозгу, а возможно, Океан просто нащупал в нашем сознании область подчинения. Поскольку мы люди высоко сознательные и чрезвычайно дисциплинированные, область эта у нас развита сильнее, чем все остальные. Посчитав ее главной, Океан и воссоздал прототипы запечатленных там личностей. А ты продолжаешь выполнять график запланированных на Земле работ?

Мне очень не понравилась его улыбка, и я сухо ответил, что да, выполняю и впредь намерен этим заниматься, если, конечно, коллегам не нужна моя помощь.

— Пока справляемся. А тебе не кажется, что в связи с появлением «гостей» график работ стоило бы пересмотреть?

На мой взгляд, в такой ситуации он становится бессмысленным.

— Многое из того, что я делаю, мне представляется бессмысленным, но в конце концов мы присланы сюда не для того, чтобы обсуждать полученные указания и согласованные планы исследований, а для выполнения их.

Сорокин посмотрел на меня как-то странно. Но я не стал вступать в дебаты, а пошел на свое рабочее место. Пусть они пытаются решать великие проблемы, пусть тешатся, считая себя гениальными учеными. Еще не известно, как понравится настоящему Хреньковскому история с его тройниками, зато выполненный график и план наблюдений, им же, кстати, предложенный — действительно ощутимый результат…»

«В течение нескольких следующих дней я потрудился на славу, начальники не мешали. Должно быть, моим коллегам удалось их нейтрализовать. Работа у них идет вовсю, во всяком случае в информатор не пробиться, и часть лабораторного оборудования они уже вывели из строя. Даже отходя ко сну, я несколько раз слышал шаги за дверью? Интересно, чем они заняты? Что измыслили эти хитрецы?..»

«…Почему они не спрашивают, откуда здесь появились?

— У нас это спрашивать невозможно, ведь мы же их подчиненные, а друг у друга — неудобно. Как же, уронишь себя в чьих-то глазах — беда.

— Скоро мы избавимся от них? Нашли вы какое-нибудь средство от этой напасти?

— Да убрать-то их, пожалуй, труда не составит, — Галин задумчиво потер подбородок. Если бы не полная Станция начальства, он, вероятно, и вовсе бриться бы перестал. — Вопрос в другом. Меня прельщает возможность попытаться через них установить контакт с Океаном. Понять их структуру, понять, наконец, через них самих себя. — Он усмехнулся. — Кстати, как у тебя программа исследований, не страдает?

Я рассказал — в общих чертах, конечно.

— Ясно. Ну что ж, иди, строй себе бумажный памятник. Да и мне пора, — недовольно так сказал, или расстроенно? Ну ясно, завидует! Пока они с этими двойниками-тройниками возятся, я времени даром не теряю.

Начальники наши тоже времени попусту не тратили: в коридорах все вычищено — автоматику запустили, на пустовавших дверях таблички развесили: «Сектор учета», «Бюро сбора информации», «Плановый отдел», «Старший ученый секретарь», «Младший ученый секретарь», «Группа контроля» и другие. Задумался я, откуда столько руководства, «гостей»-то вроде меньше было, остановился перед табличкой, где «Руководитель Станции» написано. И тут открывается дверь, и выходит Хреньковский, один из трех. Кивает мне начальственно-снисходительно.

Я в ответ поклонился, ножкой шаркнул:

— Здравствуйте, Юсуф Вольдемарович! Как работается