Мертвая живая - Николай Иванович Леонов

сути, ни доказательств толком, ни чистосердечного. Если бы эта Рясько не была судима за убийство ребенка, так и подозреваемой не стала бы. Ну ругались они с мужем, кричали, а кто мирно живет. Мы вот с женой, бывает, тоже… знаешь, можем устроить, но до убийства-то не доходит.

— Из-за чего ругаетесь? — улыбнулся Лев. — Не ту начинку в пирог Наталья кладет?

Стас фыркнул:

— Думаешь, это я злодей?! Наташа там, знаешь, какая у меня. Ух, в бараний рог как скрутит, как начнет. И по дому не помогаю, и на дачу меня не заманишь. Я, конечно, тоже за словом в карман не полезу. А потом так стыдно становится, ну ведь правда, работа у нас такая. Ни выходных, ни проходных, а она все терпит, все на себе тащит, пускай ругается, если хочется. Потерплю, не развалюсь. Я с возрастом только понял это. А не надо отвечать ей, когда она тебе слово, а ты ей десять. Вообще молчать, а лучше говорить — да, да, ты права, столько всего для меня делаешь. Давай я за тобой поухаживаю, чаю сделаю, картошечки пожарю, как ты любишь. И сразу… у меня ласковая, заботливая жена, самая лучшая!

Лев даже на секунду позабыл о злополучном деле детоубийцы, с радостью смотрел на друга и улыбался. До чего приятно, что и столько лет спустя Стас и его жена счастливы в семейной жизни, так же, как и он. Вот уж правда, повезло им с женами.

Но тут же он нахмурился, вспомнив о Рясько. А что тогда произошло в этой семье, что женщина, хранительница очага, нежное существо, вдруг решилась на страшный шаг — убить своих близких? Такие дела всегда вроде бы простые на первый взгляд, есть доказательства, нет хитроумных схем. Бытовуха, как называют ее между собой опера. И в то же время самые сложные, потому что известно два элемента оперативно-разыскной характеристики преступления — место и орудие. А вот третий — мотив — всегда сложно понять, даже опытному оперу. Почему, из-за чего человек поднимает руку на близкого? Пользуется тем, что другой человек не подозревает о его намерении, не оказывает сопротивления, доверяет ему? И расправляется жестоко с тем, кого любил когда-то, с кем провел большую часть жизни. О ком должен заботиться, а поступает ровно наоборот…

А Стас между тем распалился не на шутку, снова вспомнив о планерке:

— То есть вот на что Юрцев намекает? Нужно получить чистосердечное, и точка, любыми методами, как он говорит. Надавить! Так, может, еще пытать начнем, пока не подпишет все что угодно? Как в застенках НКВД? И в убийстве признается, и в том, что покушение совершила на Ленина, и что на ЦРУ работает. Ага, а подписывать будет кровью. Бред, мы закону служим, а не отчетам его. Старался бы, знаешь, он за правду, что преступник должен быть наказан. Так ведь ради галочки трясется, ради премии, и чтобы к нему никаких претензий. Карьерист! Давить его надо без всякой жалости, избавляться! Пока отдел совсем не сгубил.

— Стас, — остановил лавину возмущений его товарищ. — Давай по факту. Что ты предлагаешь? Саботировать его приказ? Оснований нет. Про пытки это все твои догадки, между строк, так сказать, чтение. Если как опер рассуждать, на языке доказательств, что произойдет, если пойдем мы и прыгнем через голову Юрцева, накатаем на него жалобу, допустим. Что там будет написано, какие доказательства его специфического отношения к работе?

Крячко даже подпрыгнул на своем месте:

— И что? Что, молчать? Промолчать и сделать вид, что это нормально?! То есть пришел новый начальник, и мы будем жить по новым правилам? Я больше двадцати лет опер, и двадцать лет работал не за зарплату, не ради премии. Для людей и ради того, чтобы все было по закону. А он сейчас от нас требует этот закон нарушить. Добиться чистосердечного всеми правдами и неправдами. Согласись, Лева, будь там веские доказательства ее вины — не те, от которых любой вменяемый адвокат и пыли не оставит, — не потребовалось бы нам ее признание. Ты понимаешь вообще это? Не ожидал от тебя такого, Лев Иванович! Ты же опер, полковник, офицер! Я с ребятами разговаривал, они такого же мнения. Все против Юрцева! А ты что, за него?!

Закончить свою речь, полную возмущения, он не успел. В дверь робко протиснулся Кудряшов:

— Товарищ полковник, можно? Я все материалы принес.

— Проходи давай, не стесняйся, присаживайся.

Он был даже рад, что молодой опер пришел раньше положенного. Гурову совершенно не хотелось продолжать неприятный и, что хуже, бессмысленный разговор с Крячко.

Есть у приятеля такая особенность — не разобравшись в сути, он вспыхивает как спичка. А уравновешенный Гуров его всегда успокаивал, гасил порывы друга. Но сейчас и ему было обидно от тех слов, что выкрикнул Стас. До того неприятно, что даже оправдываться или объяснять ничего не хотелось. Как тот мог подумать, что полковник Гуров испугался или решил прогнуться под нового начальника?! Никогда такого не было за все время их службы. Но выполнять приказы начальства он обязан, да что там, каждый из них обязан! Поэтому остается только работать по всем правилам, не обращая внимания на требования Юрцева, его гнев или милость. Это всегда приносит свои результаты при любом начальнике или власти — работать честно и старательно.

Поэтому опер внимательно принялся изучать материалы, которые собрал Кудряшов. А тот торопливо отчитывался по каждому документу:

— Так, получается, вот ее протокол допроса. Ну, она разговаривать не то чтобы отказывается. Признает вину, в смысле кивает. Но ничего не подписывает, не рассказывает, как убила, за что, почему. Толком никто ничего не видел. В общем, соседи…

— Подожди, — остановил его Лев Иванович. — Ведь Рясько рецидивистка, правильно?

— Ага, была осуждена, — закивал Роман.

— Давай тогда отсюда начнем, — попросил полковник. — Это поможет восстановить логику событий, понимаешь? Ведь она была обычной женщиной, а потом вдруг совершила два тяжких преступления. И надо понять, что ее толкнуло на это. Тогда сможем с ней поговорить, найти такие точки, куда можно надавить во время разговора. Расскажи мне про ее жизнь до того дня, когда она убила ребенка, а потом мужа, или не убила. До этого дойдем. Что было раньше?

Кудряшов на пару секунд растерялся, а потом зашуршал листами:

— Так, ну вот, значит, характеристики на нее хорошие. Она работала кассиром в магазине много лет, на хорошем счету там. Почти двадцать лет там отработала, замуж вышла за грузчика из того же магазина. Тот самый муж, Рясько Олег.