Мертвая живая - Николай Иванович Леонов

факт. Она только что родила ребенка, стала матерью, женщины меняются сильно после такого. Ну хорошо, не берем первое преступление. За него она получила наказание. А убийство мужа? Что там, деньги?

Молодой опер хмыкнул:

— Да нет, ну какие деньги. Она в общаге всю жизнь прожила, кассир, миллионами не пахнет.

— Тогда любовь или месть?

Кудряшов задумался:

— В смысле он любовницу завел, пока ее не было? Думаете, за это она его убила?

Гуров кивнул:

— Версия один — другая женщина. А вторая — месть, вот только за что — непонятно… Давай сегодня дуй в общагу, расспроси там как следует. С кем погибший общался, с кем выпивал, не жил ли с женщиной. Может, завелась у него подружка, пока жена в тюрьме. Расспроси, что убитый про жену говорил? Навещал ее, передачки отправлял? Может, все банально, как в анекдоте. Только там муж из командировки, а тут жена из тюрьмы раньше приехала, ведь выпустили ее досрочно. Если они не общались, то Рясько мог и не знать о приезде жены.

А я тоже кое-что проверю. Буду отрабатывать вторую нашу версию — месть. Она вышла и сразу расправилась с мужем. Что-то он такое сделал, пока ее не было, чего простить было невозможно. Вечером в СИЗО встретимся и поговорим уже с самой Рясько, когда будем владеть хоть какой-то информацией.

Хоть и нелегко пришлось Кудряшову в беседе с опытным опером, но все же сейчас он просиял. Ну наконец хоть какая-то помощь, просвет в поиске правды! Он сгреб со стола все бумаги и кинулся к двери:

— Я мигом! Все узнаю и в шесть буду у СИЗО.

— Жду, — ответил Гуров.

А сам уже косился на коллегу, который притих за своим столом. Он видел, что Стас все-таки остыл и теперь чувствует вину за свои слова. Ведь это не просто слова, а обвинение в адрес напарника, что тот прогнулся под нового начальника. Только сейчас он со стороны увидел, что Лев, как и всегда, собирается вести расследование так, чтобы найти правду, а не угодить кому-то.

Такие ссоры у них уже бывали. Соратники, друзья и коллеги, они были такими разными, что иногда между ними черной кошкой пробегал раздор. Тогда они просто игнорировали друг друга, словно на второй половине кабинета за другим столом нет никого. Длилась молчаливая война всегда недолго, от пары часов до пары дней, а потом Стас остывал, и Лев тоже отпускал обиду. Смотрел на товарища с хитринкой в глазах, будто бы спрашивая: ну что, все, мир? Тот в ответ начинал, как обычно, балагурить, словно никакой размолвки и не было.

Получилось так и после сегодняшней ссоры.

Стас немного виноватым тоном протянул со своего места:

— Лев, ты как всегда… профессионал. Все дыры в деле сразу увидел.

Гуров кивнул, и его молчание коллега воспринял как обиду.

— Извини, погорячился.

Раньше на эти слова у Крячко уходила пара недель, а сейчас уже за четверть часа он понял, что был неправ. Никогда полковник Гуров не будет работать ради «галочек» в отчете.

Но Лев, кажется, уже забыл об их размолвке. Он был сосредоточен на деле, которое лежало перед ним, и на фотографиях убийцы. Он вдруг спросил у друга:

— Стас, как считаешь, тяжело с младенцем?

В ответ опер застонал:

— Ужасно, — усмехнулся он. — Первое время как зомби ходишь.

Лев улыбнулся и кивнул:

— Согласен. Посмотришь на молодых родителей — и ужаснешься. Как зомби, ей-богу, красноглазые, усталые, раздраженные.

Он стремительно поднялся. Хлопнула дверь, и Стас с удивлением уставился на опустевший соседний стол — ну Лев, как обычно, ринулся по своим делам. Наверняка кинулся как можно быстрее проверять свою очередную версию произошедшего преступления. Настоящий фанат сыскного дела!

Полковник Гуров действительно со всех ног спешил на парковку, а оттуда на машине двинул в сторону СИЗО.

Глава 2

В мрачном здании СИЗО Гуров чувствовал себя вполне уверенно, бывал здесь не раз. Сотрудники при виде его служебного удостоверения без лишних вопросов открывали двери, нажимали на кнопки, запуская оперуполномоченного в служебную часть, куда нет доступа для обычных посетителей. Инспектор дежурной службы, крупная женщина за сорок, выслушала его просьбу и кивнула без всяких споров. Какие могут тут быть возражения перед полковником:

— Идите за мной.

Сотрудница повела его по длинным коридорам, у одной из дверей остановилась, скрипнула ключом, и они оказались в огромной комнате. Здесь от пола до потолка высились стеллажи с коробками. Женщина прошлась взглядом по надписям на серых боках и ткнула куда-то вверх:

— Вон ее вещи.

Лев Иванович галантно взял на себя обязанность принести стремянку и вскарабкаться за коробкой по ступеням. Внутри ящика он обнаружил женскую заношенную куртку и внимательно принялся изучать ее содержимое. Справка об освобождении, пара мелких купюр, билеты на автобус. Нет ни ключа от дома, ни писем, ни телефона, ни фотографии близких или кошелька, будто это не человек, а какое-то его подобие. Без прошлого, без дома, семьи. Нет даже обычного магазинного пакета или неизменного атрибута женщины — сумочки. Владелица куртки — человек без груза прошлого и настоящего.

Лев задумался: хорошо, пускай так, Рясько вышла из заключения со скромным багажом. Очень скромным, в карманах лежало лишь то, что предоставило государство при освобождении. И уже через несколько часов снова оказалась за решеткой.

Но ведь первый раз, при подозрении в смерти ребенка, ее задержали дома. Где те вещи? Их не выдали после освобождения? Наверное, отдали мужу… Но стоит все-таки проверить.

— А по этим данным можете проверить — четыре с небольшим года назад в октябре эта же женщина была взята под стражу и дожидалась суда здесь, в вашем изоляторе.

Густо накрашенные брови сдвинулись, и все-таки сотрудница, хоть и с неохотой, принялась рассматривать стеллажи, потом указала куда-то на дальние полки:

— Ну, там придется искать. Полезете?

Опер кивнул:

— Да, это важно.

А когда взгромоздился на стремянку, женщина внизу вдруг сказала:

— Она не похожа на убийцу.

Он свесился вниз:

— Почему вы так думаете?

Дежурная задумалась:

— Просто вижу, тут у нас всяких хватает… Но… убийц, которые сами, по своей воле, их сразу видно. А она из этих, несчастных, которых все долбят, гоняют, пока они не сломаются… ну или не сорвутся. Пришибленная.

— С кем-нибудь общается в камере?

Опер тянул к себе коробку с буквой «Р» и нужными цифрами.

А внизу сотрудница охотно болтала, отвечая на его вопрос:

— Тихушница, конечно, не видно, не слышно. Но опытная. Никаких нарушений, в истории не лезет. Держится