Современный зарубежный детектив-15. Книги 1-16 - Рада Джонс

class="p1">Чужие жизни, подумал Дзюн. Выглядят так соблазнительно. Он представил, как наблюдает через окно за женщиной на фотографии – которую они называли Лисой, – она распускает волосы, и они падают ей на плечи.

Как только они вышли из джипа у клуба «Зеро», Гото повернулся к Дзюну.

– Сейчас же сотри с лица эту дурацкую улыбку, – злобно заявил он. – Не знаю, какого черта полковник поручил тебе эту работу, наверное, чтобы выяснить, как быстро ты ее запорешь. Я рассказал ему про случай в страховой конторе. Но он только посмеялся. А по мне, это печально. Откуда я знаю, может, ты и правда агент коммуняк и вредишь нам нарочно, чтобы сорвать нашу работу. Надо было разобраться с тобой сразу, когда тебя привезли в Токио.

«Разобраться». В отряде это выражение было в моде: «С этим парнем надо будет разобраться…»

Возможно, бурную реакцию Дзюна вызвали калейдоскоп чувств и предельно натянутые нервы. Но ядовитая враждебность сержанта вдруг заставила его психануть. Трясясь всем телом, он подступил к Гото, и слова вырвались изо рта прежде, чем он успел их обдумать.

– Думаешь, Гото, ты самый умный? Ты просто ублюдок, наглая сволочь. Я, значит, бесполезный? Предатель? Красный? С меня хватит. Я сыт по горло твоими оскорблениями. Я просто пытаюсь выжить. А ты? Продал душу американцам. Разве не они были врагами Японии всего несколько лет назад? Ты же японец, а работаешь на них! Даже говоришь по-японски как американец. Да ты больший предатель, чем я.

Гото схватил Дзюна за воротник куртки, сильно толкнул к ограде и прижал предплечьем горло. Притиснутый к острым прутьям, Дзюн безуспешно пытался высвободиться – откуда у Гото столько силы? Какое-то бесконечно долгое время сержант, чье лицо исказила ярость, молча смотрел ему в глаза. Он словно застыл, и это было опаснее любых слов.

И вдруг слова полились потоком.

– Думаешь, я люблю Америку? – зарычал Гото. – Люблю полковника? Так думаешь? Ты ни черта не понимаешь. Сказать, что Америка сделала с моей семьей? Америка забрала нашу ферму. Наш дом. Засунула нас в крысиную нору посреди пустыни. Мой отец там умер.

– Прости, – прошептал Дзюн, но Гото его не слушал.

– Отец родился в Калифорнии, как и все его дети, включая меня. Он любил Америку, гордился тем, что американец, а потом началась война, и вдруг нас окрестили подлыми япошками и заперли в клетке, как опасных животных. Папа не смог этого вынести. Даже не хочу говорить о том, как он умер. Я пошел в армию не потому, что люблю Америку. Я пошел в армию, чтобы выжить, и Советы я ненавижу еще больше. Американцы просто забирают твою землю и имущество. А красные, если тебя ненавидят, просто тебя убивают, и твою семью тоже. И не смей больше говорить, что я предатель, еще раз скажешь – задушу тебя голыми руками. Понял?

В тусклом вечернем свете Дзюн увидел, как в глазах Гото что-то блеснуло – неужели слезы?

– А если повторишь то, что я тебе только что сказал, – тоже задушу, – добавил сержант, уже мягче.

Гото резко отпустил куртку Дзюна, повернулся и пошел ко входу в клуб «Зеро». Но через несколько метров оглянулся. Дзюн вздрогнул, ожидая новой вспышки гнева, но сержант опять застал его врасплох.

– Эй, Камия, – сказал он совершенно спокойно, – в покер играть умеешь?

– Нет, – ответил Дзюн.

– Идем. Научу, – сказал Гото.

И они вместе пошли через пустырь к входу в клуб «Зеро», освещенному огненной дугой.

* * *

Дзюну потребовалось лишь несколько дней, чтобы запомнить содержимое коричневой папки. Он узнал место и дату рождения Лисы, выяснил, в каких школах она училась, как назывался поэтический кружок в Каруидзаве, который она посещала до переезда в Маньчжурию, еще до войны. Он прочел полицейские отчеты о ее жизни в Харбине, где она состояла в левом литературном кружке; судя по именам, это была космополитичная группа – китайцы, русские и евреи. Имена ему ни о чем не говорили, но он подумал: возможно, это какие-то знаменитости, о которых он мог бы и слышать.

В папке имелся документ, составленный японской военной полицией в Харбине: оказывается, Лиса попала в их список на арест, но унесла ноги и сбежала на юг, в Кантон. Там, согласно отчету, она стала любовницей какого-то китайского коммуниста, который вел подпольную работу в горах острова Хайнань. Дзюн понятия не имел, где это, пока не обнаружил остров на декоративной карте Азии на стене книжного отдела универмага «Сирокия». Это был самый юг Китая, и его удивило, что на карте остров был отмечен изображением пальмы. Он всегда считал, что в Китае холодно. Лиса присоединилась к своему китайскому любовнику на Хайнане и, похоже, оставалась там до конца войны, а потом вернулась в Японию. В отчете не говорилось, что сталось с ее любовником, и Дзюн решил, что тот погиб.

Был отчет и о нынешнем ее любовнике, американце под кодовым именем «Барсук». Похоже, он был связан с известными коммунистами, когда перед войной год учился в Кембридже.

Наконец, Дзюн отправился на поиски своей цели, такой же возбужденный, как в детстве, когда на Карафуто выслеживал зайцев-беляков по их едва заметным следам на снегу. Лиса. От этого имени он был в восторге. Оно напоминало ему о легендах, которые рассказывала мать, когда они темными вечерами сидели перед печкой, – о красивых женщинах, одержимых лисами: лисьи духи проникали им под ногти, попадали в тело и наделяли их сверхъестественной силой. Об этом превращении говорил длинный пушистый хвост – других признаков не было, – видимый, лишь когда женщина-лиса распахивала кимоно. Женщины-лисы заманивали глупцов в брак, что всегда заканчивалось печально, но Дзюн и Киё от этого были еще больше очарованы этими рассказами, слушая их в мерцающем пламени печи.

Найдя ее, Дзюн тут же подумал: она точно соответствует образу, какой сложился у него о женщинах-лисицах из рассказов матери. Как он и ожидал, ее волосы не были собраны в пучок, а струились по спине, подвязанные черной бархатной лентой. Лиса носила свободные платья, почти до щиколоток, которые словно плыли вокруг нее, когда она шла, расслабленно и беззаботно, шагая шире большинства японок, явно довольная своим телом и окружающим миром.

Правда, место, где жила Лиса, немного разочаровало: квартира на третьем этаже в выкрашенном коричневой краской бетонном доме на унылой улице недалеко от Токийского университета, напротив небольшой местной почты – дом выглядел так, будто его построили еще в эпоху Мэйдзи. Но Дзюн вскоре понял, что с почтой ему неожиданно повезло. На внешней стене висела деревянная доска со множеством объявлений и записок – тут и просьбы вернуть потерявшихся кошек, и