Современный зарубежный детектив-7. Компиляция. Книги 1-19 - Ребекка Занетти

и мира он передаст во владение соответствующим государствам в качестве музеев, потому что его новой, скромной церкви чуждо любое великолепие, отвлекающее от веры. В Библии ничего не говорилось о Ватикане.

Денежные средства Ватикана — «денарий святого Петра», около десяти миллиардов Банка Ватикана, а также многочисленная недвижимость по всему миру — все это личная собственность римского папы. Разве не было Льва XIII, спрятавшего золото Ватикана под своей кроватью? Разве не было Иоанна Павла II, подарившего папский перстень бедной семье во время посещения фавелы? Он, Рубино, пойдет намного дальше. При нем все эти средства перенаправят на социальные проекты и строительство инфраструктуры в беднейших странах. Не в Китай, конечно, это было бы слишком очевидно, но в те страны, с которыми Китай ведет бизнес и которым он хотел бы оказать финансовую помощь. Таким образом, пойдя окольными путями, выиграет и Китай. Он обяжет епархии по всему миру сделать то же самое. Как говорил Иисус? «Скорее верблюд пройдет через игольное ушко, чем богач попадет в Царствие Небесное». Он лишит сана всех церковных иерархов выше приходских священников. Был ли у Иисуса или у Иоанна Крестителя церковный сан для того, чтобы нести веру? И вообще, нужна ли должность, чтобы распространять Слово Божие? Нет, это лишь поощряет тщеславие и лень, отвлекает от Господа. В будущем священники станут работать добровольно и без жалованья, а прелатов, епископов и кардиналов вообще не будет. Если не станет кардиналов, после него будет невозможно выбрать следующего папу. Да, он, Рубино, последний римский понтифик. Папа, который выполнит то, чего желал Иисус, и то, что он поручил своему помощнику. Он возьмет новое папское имя — Петр II.

Круг замкнется; католическая церковь вернется к своим истокам. Так, по крайней мере, это будет подано миру, и мир содрогнется от аплодисментов.

Рубино улыбнулся, размышляя о новом имени, его ноги скользнули в папские красные туфли. Имя Иуда подошло бы лучше.

LXXVII

Новость об избрании нового папы раскрывается миру постепенно. Сначала обо всем узнают кардиналы в Сикстинской капелле, ведь папой римским становится один из них. Но остальные жители Ватикана и весь мир еще ни о чем не знают. До тех пор, пока не откроются двери капеллы, для всех верховную власть в Ватикане по-прежнему олицетворяет камерарий. Если тот появляется перед дверями Сикстинской капеллы в сопровождении какого-то человека, велит отойти в сторону швейцарскому гвардейцу и сам отпирает дверь, это, вне всякого сомнения, чудовищное святотатство, нарушающее самые священные церковные постановления. И все же в данный момент камерарий находится в своем праве.

Шум пронесся по рядам собравшихся кардиналов, когда, всего через несколько мгновений после того, как кардинал Рубино исчез в Чертоге слез, открылась большая дверь капеллы и вошел Де Дженнаро вместе с каким-то человеком, неизвестным большинству собравшихся. Стало понятно, что сейчас случится нечто из ряда вон выходящее. Некоторые на всякий случай перекрестились.

Кардинал-декан поднялся, его лицо выражало крайнее возмущение. Он укоризненно воззрился на камерария.

— Что, ради Бога…

Де Дженнаро поднял руки ладонями вверх, как бы извиняясь за вторжение.

— Я смиренно прошу прощения. Я знаю, что мне не следовало сюда приходить, и все же я обязан так поступить. Нужно защитить церковь от самого смертоносного нападения в ее истории. Эта задача не терпит ни минуты промедления.

Он огляделся по сторонам, как будто ожидая возражений. Вокруг ничего не изменилось, и он продолжил:

— Решение этого конклава неправомерно. Я прошу вас, кардинал Монти, сообщите нам все, что вам известно, но заклинаю вас, будьте кратки.

Сто шестнадцать голов с удивлением повернулись к кардиналу Монти. Немного поколебавшись, кардинал поднялся, начал, запинаясь, говорить, но с каждой фразой ему все лучше удавалось привести в порядок свои мысли.

Он говорил спокойно, уверенно, ограничиваясь самыми необходимыми фактами. Его слова оказали на многих кардиналов самое разрушительное воздействие: некоторые мертвенно побледнели, другие задрожали, у некоторых по щекам потекли слезы. Всех охватило смятение, хотя у некоторых из них были для этого свои причины. Со всех сторон на Монти обрушился шквал вопросов.

Снова слово взял Де Дженнаро.

— Я прошу всех успокоиться, у нас мало времени.

Он указал на нахмурившегося Кавелли:

— Разрешите вам представить синьора Донато Кавелли. Думаю, правда, что многие его уже знают.

Некоторые кардиналы согласно кивнули.

— Он представил мне доказательства, что кардинал Рубино собирается полностью уничтожить католическую церковь, и, к несчастью, в качестве папы римского он будет иметь власть и право на любые такие действия. Прошу, синьор Кавелли.

Кавелли откашлялся и кратко рассказал о деталях. Только о том обстоятельстве, что он попросту стащил ноутбук Рубино, он предпочел благоразумно умолчать. Его слушали в гробовом молчании, но все же среди кардиналов возникли сомнения, слишком невероятно все это выглядело. Камерарий снова взял слово.

— Мы должны действовать немедленно, сейчас, сию же минуту, или будет слишком поздно.

— Как же так? — раздался голос из коллегии кардиналов. — Рубино уже избран папой римским. Он уже облечен властью.

— Рубино это подстроил… — начал было камерарий, но Кавелли прервал его:

— Он не имеет полномочий папы римского. В процессе выборов использовались манипуляции и давление. В этом случае древнее церковное право не дает возможности для разночтения.

— Симония![233] — добавил камерарий.

— Совершенно верно, и мы все знаем, какое за это полагается наказание, — на всякий случай Кавелли проговорил это вслух: — Если священнослужитель повинен в симонии, то его автоматически отлучают от церкви. Отлученный кардинал никогда не сможет быть папой римским…

В этот момент дверь в Чертог слез открылась, и все кардиналы непроизвольно обернулись, когда в Сикстинскую капеллу белом облачении вошел папа Петр II. В зале воцарилась тишина. Мягко улыбаясь, новый папа сделал несколько шагов, но, почувствовав угнетенное состояние собравшихся, понял, что за время его отсутствия что-то изменилось. Он остановился. Его взгляд блуждал по лицам, обращенным к нему. Некоторые смотрели испуганно, но большинство — с неприкрытой враждебностью. Эти дураки заподозрили неладное? Даже если так, то сейчас уже слишком поздно. Он с удивлением взирал на двоих чужаков, которые, согласно всем традициям, не должны были здесь находиться: камерарий и некий незнакомый ему мужчина. Что они себе позволяют! Наигранная добрая улыбка исчезла с лица папы. Должен ли он потребовать объяснений? Нет, это было бы ниже его достоинства и продемонстрировало бы нерешительность. Он должен показать всему этому стаду, что бразды правления находятся в его руках. Решимость всегда берет верх над аморфной массой. Пусть и со скрипом, пусть и с тайным недовольством, но