Призрак Викария - Эрик Фуасье

печальное лицо Фердинанда д’Орваля дрогнуло, и потухшие глаза затеплились внутренним огнем.) Для этого мне понадобятся шесть добровольцев – мужчин или женщин, не имеет значения. Единственное, что важно, – это чтобы каждый из них твердо верил в могущество потусторонних сил.

В толпе вскинулись несколько рук, в том числе рука Валантена, который хотел оказаться как можно ближе к месту событий, чтобы ничего не упустить. После этого Обланов попросил остальных гостей расступиться и рассредоточиться вдоль стен, чтобы освободить пространство в середине салона, а также велел добровольным помощникам образовать круг и взяться за руки. Сам он встал в центре этого круга. Помимо Валантена, среди добровольцев оказались супруги де Лонэ, Теофиль Готье, Альфред де Мюссе и обольстительная Луиза Розали Депрео.

Когда каждый из участников спектакля занял отведенное ему место, Обланов обхватил голову руками, сделав вид, что снова ушел в себя. Немедленно образовалась тишина. Но на сей раз она была иного свойства – давящая, почти гнетущая. Тишину эту создавало не только отсутствие шума, но и напряженное ожидание десятков людей. Обланов не спешил, давая каждому возможность проникнуться торжественностью момента. Затем, не открывая глаз, он начал взывать к духу:

– Бланш, вы здесь?.. Просим вас, дайте о себе знать.

Тишина. Левая рука мадемуазель Депрео под воздействием эмоций слегка задрожала в ладони Валантена. Он постарался запретить себе на это отвлекаться и всмотрелся в тесные ряды гостей, но не увидел среди них Мелани д’Орваль и Исидора.

– Бланш, вы безвременно покинули наш мир, ушли внезапно… Вашим близким нужно снова вас увидеть. Ответьте же на их мольбы.

И снова тишину ничто не нарушило.

– Бланш, ваш отец безмерно удручен горем. Он хочет встретиться с вами в последний раз… Услышьте мой голос и мольбы отца, который тоже к вам взывает… Пусть они приведут вас к нам.

Поскольку опять ничего не произошло, некоторые зрители в буржуазно-аристократической части аудитории начали перешептываться, выражая свое нетерпение. Представители другой части, состоявшей из любителей оккультизма, зашикали на них, призывая к порядку. Отношения между двумя несообщающимися группами грозили накалиться, но вдруг весь этот закипающий гомон перекрыл замогильный голос Обланова:

– Вот она! Бланш услышала нас!.. Она явилась! Там! – Медиум вытянул руку, указывая пальцем на застекленные двери, за которыми тонул в ночной темени парк.

Глава 24

Некромантия и спиритуализм на практике

На мгновение в гостиной возникло полнейшее замешательство. Пока все взгляды были устремлены в направлении, указанном Облановым, последний вырвался из круга добровольцев, расцепив руки актрисы и Валантена, после чего широким шагом направился к застекленным дверям. Первым за ним бросился Фердинанд д’Орваль, следом на террасу ринулись и другие гости. Во всеобщей суматохе инспектор наконец сумел заметить своего рыжего помощника, который стоял рядом с Мелани на пороге зала, и кинулся к нему:

– Скорее, Исидор! Найдите мне масляные лампы! Они нам точно понадобятся!

Не дожидаясь реакции Лебрака, он метнулся к окнам первого салона, чтобы не застрять в заторе, образовавшемся у выхода из центрального зала. Пока что лишь нескольким гостям удалось выскользнуть наружу следом за Облановым и д’Орвалем, остальные толкались в дверях. Медиум подскочил к балюстраде из кованого железа и вглядывался в темноту парка. Напряженная поза его свидетельствовала о глубочайшей сосредоточенности. Пруд напротив террасы был поглощен ночным мраком, а кусты за ним вырисовывались вдали бесформенной массой, чуть чернее всего чернильного фона.

– Где она, Павел? – спросил д’Орваль сдавленным голосом, остановившись рядом с Облановым. – Я ничего не вижу!

– Она в пути. Доверьтесь ей, дочь вас не подведет.

Один за другим приглашенные заполняли террасу. Вместе с ними вышли лакеи с подсвечниками. В этой суете и толкотне огни свечей в их руках казались оплотом порядка и покоя, противостоящим тайнам ночи. Но эта успокоительная иллюзия быстро рассеялась – вскоре поднялся ветер, и огненосцам пришлось оберегать заплясавшее пламя ладонями, чтобы свечи не погасли, отчего этот ободряющий свет уже почти не было видно, и несколько дам боязливо заахали во мраке.

Не обращая внимания на нервозность, и без того усиливавшуюся среди публики, Валантен заработал локтями, бесцеремонно растолкав гостей, чтобы оказаться за спиной у Обланова. Поверх его плеча он видел все, что происходило у пруда, и при этом мог следить за каждым движением медиума.

Внезапно, перекрыв приглушенные разговоры других зрителей, раздался трубный глас Теофиля Готье:

– Глядите! Вон там, слева! Как будто волна поднимается!

Сорок голов с идеальной синхронностью повернулись посмотреть, что же такое могло привлечь внимание поэта. Сначала там было лишь дрожание теней, трепетание столь слабое, что ни Валантен, ни остальные зрители, застывшие на террасе, как в партере театра, не поняли, в чем дело – то ли ночной ветерок потревожил листву своим едва ощутимым дыханием, то ли просто тени казались где-то чернее, где-то светлее.

Это дрожание с его нерешительностью перейти в нечто большее длилось всего несколько мгновений, затем где-то среди деревьев парка зародилось нежное сияние, и его отражение заскользило по легкой зыби пруда. Повсюду на террасе одновременно зазвучали изумленные возгласы. А таинственный свет между тем набирал силу. Он делался все ярче и постепенно вырывал из темного небытия клочок лужайки, куст, сплетенные ветки подлеска. Из теней всё решительнее проглядывали тончайшие оттенки зеленого и коричневого, словно наступало утро Сотворения мира.

– Что это за чудо? – вымолвила мадемуазель Депрео, прикрыв рот рукой. – Как будто заря занимается только для нас.

Лучшего описания для удивительного явления, происходившего сейчас в парке усадьбы д’Орвалей, придумать было невозможно. И правда казалось, что незримое солнце устремило все лучи только на этот маленький клочок земли, и в их ослепительном блеске часть противоположного берега уже была видна, как при свете дня.

«Как ему удался этот фокус? Без газового освещения… Никакой фонарь не даст столь яркого света…» – терялся в догадках Валантен, то и дело переводя взгляд с сияющего пруда на затылок медиума и обратно.

Что до самого Обланова, он хранил неподвижность. И невозмутимость. Отказывался отвечать на вопросы об источнике сверхъестественного сияния, которыми засыпали его стоявшие рядом гости. Когда же смятение в умах ошеломленной публики достигло апогея, он повторил тот же жест, который все уже видели в гостиной. Его указательный палец снова устремился вперед, а замогильный голос призвал зрителей к тишине:

– Замолчите все! Вы ее вспугнете. Ибо она уже почти здесь, наша милая Бланш!

Как демиург, повелевающий своим творением, или как кукловод, ловко дергающий за невидимые веревочки, чтобы привести в движение тряпичную куклу, Обланов простер вперед обе руки, выставив ладони вертикально. На дальней стороне пруда