Призрак Викария - Эрик Фуасье

Валантен хотел было увлечь Исидора в ту сторону, но рыжего сыщика по дороге перехватил барон де Лонэ. Толстячок прервал выступление, посвященное последним достижениям Обланова, перед троицей своих друзей – солидных господ лет пятидесяти с посеребренными сединой висками и строгими лицами, – и ему требовался «кузен нашей драгоценной Мелани» в качестве очевидца, чтобы подтвердить его увлекательный рассказ.

– Вы-то мне и нужны, милейший! – заявил барон, ухватив пухлой рукой Исидора под локоть, словно боялся, что тот сбежит. – Мои друзья отказываются верить, что несчастная Бланш явилась нам столь отчетливым образом. Они говорят, мы стали жертвами внушения и коллективной галлюцинации. Скажите же им немедленно, что ее лицо возникло, как по волшебству, прямо у вас на глазах!

Исидор покосился на шефа, не зная, как ему быть, но Валантен стоял в сторонке и делал вид, что его не занимает этот разговор.

– Нас было шестеро за столом, и все мы видели одно и то же, – решился наконец юноша. – И хотя я понимаю, что в явление призрака действительно трудно поверить, мне представляется маловероятным, что мы могли одновременно испытать одинаковое наваждение.

– Стало быть, вы полагаете, что пресловутый месье Обланов поистине обладает даром общаться с духами? – скептически вопросил один из трех друзей барона, субтильный лысый господин с лорнетом. – Если так, это сущее колдовство, ни больше, ни меньше.

– Я не сказал, что Обланову удалось вступить в контакт с душой девушки, пребывающей по ту сторону смерти, – осторожно уточнил Исидор. – Все, что мне известно, – это что ее лицо и правда возникло вдруг из небытия… а потом столь же быстро вернулось обратно. Но я не нахожу никаких объяснений этому феномену.

– Зато д’Орваль, похоже, совершенно убежден в сверхъестественных способностях своего протеже, – заметил господин с лорнетом. – Вы только посмотрите – он ни на шаг не отходит от медиума и принимает его как почетного гостя. По-моему, он не сомневается, что нынче вечером мы все станем свидетелями нового чуда, сотворенного духовидцем.

Дальше в разговор вмешался второй из трех господ – дородный буржуа с красными прожилками на щеках, свидетельствующими о его склонности к гастрономическим излишествам. Жилет, туго натянутый выдающимся чревом, украшала внушительная золотая цепочка от карманных часов, узел галстука был заколот булавкой с отборными жемчужинами.

– Однако я удивлен, что здравомыслящие люди готовы уделять внимание проходимцам, утверждающим, будто они умеют разговаривать с душами умерших, – изрек он, обратив взгляд на хозяина «Буковой рощи», стоявшего в отдалении. – Такое поведение со стороны д’Орваля, которого я знал как человека, весьма рассудительного в деловых вопросах, уму непостижимо.

– Горе и удары судьбы, к сожалению, порой меняют людей до неузнаваемости, – лаконично отозвался третий друг барона.

Тем временем к Валантену незаметно приблизилась Мелани д’Орваль. Она услышала последние комментарии о своем муже, и ее прелестное личико скорбно вытянулось.

– Ну вот, что я вам говорила? – шепнула она на ухо инспектору. – Бедный мой Фердинанд! Половина из тех, кто называет его своим другом, явились сюда лишь для того, чтобы позлорадствовать над сегодняшним фиаско. С завтрашнего дня над его наивной доверчивостью будет потешаться весь Париж.

– Неужели вы предпочли бы, чтобы наш медиум преуспел в своих обещаниях? – шепнул Валантен. – Ведь если ему все же удастся поднять вашу падчерицу из могилы, нам останется лишь низко склониться перед ним и снять шляпу.

Глаза молодой женщины гневно вспыхнули.

– Стать свидетельницей триумфа этого злосчастного Обланова? Да ни за что на свете! Лучше потерять лицо в глазах всего общества!

Гость с лорнетом, случайно расслышав прозвучавшую фамилию медиума, обернулся к хозяйке усадьбы и язвительно поинтересовался:

– А что же, дражайшая Мелани, известно ли хоть что-то о том, откуда взялся сей ученик чародея?

Барон де Лонэ, вознегодовавший оттого, что у него отбирают аудиторию, поспешил ответить на этот вопрос первым:

– Моя супруга намедни долго расспрашивала месье Обланова о его корнях. Как выяснилось, он смешанных кровей и ничуть этого не скрывает. Смесь, однако, весьма примечательная. Его отец был русским военным, ведущим свое происхождение от монгольских предков; он сражался с императорской армией под Аустерлицем и под Фридландом, затем впал в немилость и был отправлен в изгнание. Матушка же нашего духовидца была египтянкой и, если верить ему, принадлежала к древнейшему роду, в числе представителей коего были великие жрецы, жившие во времена фараонов, то есть мудрецы, владевшие знаниями, погребенными ныне под песками пустынь.

– Ах! Тайны Юга и Востока! Что сравнится с ними в этом мире? Что способно более воодушевить? Разве что, быть может, бархат кожи возлюбленной, пары опия и пикантный вкус давамеска [72].

Это пламенное заявление исходило от личности, которая, судя по всему, поставила себе первейшей целью не остаться незамеченной. Высокий молодой человек лет двадцати с длинными, до середины плеч, черными локонами и закрученными кверху усами был одет настолько эксцентрично, что казалось, каждая деталь его наряда нарочно была подобрана для того, чтобы шокировать скудоумных сограждан: фиалковый редингот, шелковый жилет, расшитый ослепительно-яркими цветами, рубашка с пышными кружевными манжетами и кроваво-алый галстук. Вся эта неистовая симфония красок завершалась вульгарным аккордом в виде пряди светлых волос вместо кулона на цепочке – этакого амурного трофея.

– Господи боже мой! – вздохнула Мелани. – Только этого кривляки здесь не хватало!

– А кто это? – поинтересовался Валантен.

– Теофиль Готье, начинающий поэт в поисках литературной славы. Моему мужу очень понравился опубликованный недавно сборник его стихов [73]. Готье и его приятель Виктор Гюго страстно увлечены оккультизмом.

Инспектор сразу вспомнил, что уже слышал имя Теофиля Готье в начале прошлого года – тот был в числе молодых писателей-романтиков, превративших «Французский театр» [74]в поле битвы и устраивавших там настоящие баталии в защиту Гюго на первых спектаклях по его нашумевшей пьесе «Эрнани». Во время тех бурных событий юный поэт успел обратить на себя внимание дерзким поведением и экстравагантным стилем в одежде, заслужившим ему прозвище «человек в красном жилете».

В появлении этого фантазийного персонажа Валантен увидел отличную возможность выйти из тени и вступить наконец в беседу:

– Мне кажется весьма неслучайным тот факт, что вы вспомнили о неких вызывающих галлюцинации веществах в контексте разговора о возможности общения с духами умерших. Уж не хотите ли вы намекнуть, что участников предыдущих сеансов Обланова попросту одурманили незаметно для них самих?

Вопрос, казалось, застал поэта врасплох. Он вскинул брови и с ироничным любопытством оглядел любопытного полицейского:

– Что за нелепость! Месье, должно быть, начитался приключенческих романов,