Коллекция Энни Мэддокс - Шарлотта Брандиш

не всегда знают, что творится у другого в душе, и близнецы тут не исключение. В детстве мы оба мечтали никогда не расставаться, но в прошлом году я поняла, что мы желаем разного, и наши пути неизбежно разойдутся, это лишь вопрос времени. Сегодня я даже не знаю, где он и когда вернётся, – Оливия улыбнулась, чтобы скрыть блеск подступивших слёз, и поспешила извиниться: – Простите, мисс Гриммет, что-то я совсем расклеилась. Не годится мне вам жаловаться, у вас и своих забот сейчас хватает.

– Да какие у меня-то заботы, дорогуша? Вот у мисс Эппл… А дурные мысли вы от себя гоните прочь, мисс Адамсон, – посоветовала она. – Гоните, гоните, а то они к вам дорожку протопчут, потом не обрадуетесь. Вот, выпейте ещё горяченького, сразу чуточку спокойнее станет… Вернётся ваш братец, покуролесит и вернётся… Энди, негодник! А ну, отошёл! – прикрикнула мисс Гриммет на мальчика. – Ещё чего не хватало!

Пользуясь тем, что на него никто не обращает внимания, Энди придумал новую забаву: вытащил из кармана гувернантки платок и набросил его себе на лицо. Весёлого в такой игре было немного, и мальчик, сопя, пожевал уголок, а потом скомкал платок и бросил его в камин. Тот мгновенно скукожился, вспыхнул, заплясал мерцающий столбик огня – и ребёнок расплылся в улыбке, радостно затопал, оглянулся, точно искал одобрения своему поступку.

Гувернантка в сердцах сгребла мальчишку в охапку и передала его Оливии.

– Всё, мисс Адамсон, дорогуша, тащите его в постель и укладывайте! Меня ноги еле держат, и спина разнылась. Денёк-то какой выдался, а?

Ребёнок цепко обхватил Оливию руками и ногами, прижался горячим тельцем, а голову доверчиво пристроил ей на плечо. Он притих, и вид у него стал обманчиво невинный, хотя на ангелочка Энди всё равно ничуть не походил.

Расставаться с Оливией он не захотел. Как ни старалась она уложить его в дортуаре мальчиков, где все уже спали (или же убедительно притворялись), он ни в какую не желал её отпускать, всякий раз начиная жалобно хныкать.

– Послушай, я тоже с ног валюсь, – наконец, взмолилась Оливия шёпотом. – И либо я улягусь в твою кровать, либо ты в мою! – от этих слов Энди лишь прижался к ней ещё сильнее. – Значит, решено. Но если начнёшь кусаться – будешь спать на полу! – пригрозила она, поднимаясь со своей упрямой ношей на третий этаж.

В комнате Оливия без всяких церемоний стянула с мальчишки курточку и приглашающим жестом откинула одеяло. Энди скользнул под него и принялся крутиться, пыхтеть, сворачивать простыни в кокон – деловито обустраиваться, как мелкий зверёк в ночную пору, – а потом затих, и, когда Оливия погасила свет, переоделась в пижаму и улеглась рядом, прижался к ней, зашептал что-то неразличимое и тревожное.

Вспомнив, как няня Сибли успокаивала их с Филиппом ночные кошмары, Оливия тихонько спела про мельника и туфельку Дженни, поглаживая Энди по тёплой короткостриженой голове. Тот какое-то время внимательно слушал, а потом и сам начал издавать странные, скрипучие звуки, будто неисправная виктрола, передающая землянам послание иномирцев с далёких звёзд: «…семь зеркал разбей к удаче счастье ждёт нас не иначе не годится нам грустить не годится слезы лить чтоб осилить долгий путь нужно крепко нам уснуть на рассвете нам вставать счастье за морем…»

Энди умолк на полуслове, угасли звуки старой песенки, и одеяло превратилось в тяжёлое облако – ни пошевелиться, ни выбраться. Оливия провалилась в сон. Два испуганных ребёнка уснули, тесно прижавшись друг к другу, хотя в комнате было тепло.

А в гостиной Сент-Леонардса окна были отворены настежь, и от мартовской ночной прохлады Энни Мэддокс спасала только лёгкая диванная накидка. Однако Энни не мёрзла – сердце её перестало биться ещё два часа назад. В то время как мисс Данбар окончательно прощалась с матримониальными планами, мисс Лавендер пробиралась тёмными переулками Бромли, мисс Гриммет с Оливией подкреплялись горячим какао, а доктор Гиллеспи искал потерянную тетрадь, тело Энни медленно остывало, и нарядное шёлковое платье превращалось в погребальный саван.

Глава четырнадцатая, в которой пророчество мисс Лавендер исполняется с точностью до наоборот, а Оливия вновь становится полицейским осведомителем, но на этот раз неофициально

На следующий день Хильда Данбар проснулась в самом дурном расположении духа. Вчерашние события и неизвестность, нависшая над Сент-Леонардсом, поколебали её стойкость, и она чувствовала себя беспомощной и жалкой перед лицом грядущих перемен. А тут ещё и это…

Сразу после того, как старших воспитанников проводили в школу, а младших усадили завтракать, мисс Данбар собрала доказательства и отправилась к директрисе.

Мельком кивнув Оливии, сидевшей у окна, она выложила на стол целлулоидные кукольные головки и тряпичные тельца в разорванных платьицах.

– Вот, мисс Эппл, полюбуйтесь. Это уже переходит всякие границы, вы не находите? Пора признать, что Энди Купера не исправить, как бы вам ни хотелось верить в обратное. Его необходимо отправить в Тутинг. И я вынуждена настаивать, чтобы комнату с готовыми заказами запирали на ключ. Вчера – леди Аннабель, сегодня – куклы из игровой. А что будет завтра? Анна Болейн опять лишится головы по милости мелкого пакостника?

– Вы уверены, мисс Данбар, что это сделал именно Энди?

– Кто же ещё?

После недолгих размышлений мисс Эппл вздохнула:

– Хорошо, мисс Данбар, ваша взяла. Возьмите ключ и заприте двери в зал. Но сначала заберите это, – она кивком указала на изуродованных кукол, – и отнесите мисс Лавендер. Уверена, она сумеет вернуть их к жизни. А вы, мисс Адамсон, пришлите ко мне Энни. Девочка отдохнула, успокоилась, так что пора разобраться со вчерашним недоразумением. И зайдите потом к миссис Мейси, узнайте, не нужна ли ей помощь.

Оливия отправилась исполнять поручения в озвученном директрисой порядке. Пока мисс Данбар собирала в коробку из-под писчей бумаги кукольные останки, она успела пройти в гостиную, раздёрнуть шторы и сдвинуть вниз створку окна, поёжившись от утренней колкой прохладцы.

– Энни, ты проснулась? – спросила она негромко. – Уже половина восьмого, и мисс Эппл велела передать, что ждёт тебя в кабинете. Не бойся, она не сердится. Просто хочет поговорить.

Последнюю фразу Оливия произнесла как можно мягче, чтобы подбодрить девушку. Узнав, что той довелось пережить, теперь она не испытывала к ней ничего, кроме сочувствия. Злость, досада, неприязнь, порождённая её дурными выходками – все эти чувства померкли, ведь по справедливости их мишенью являлись другие люди.

– Ладно, Энни, что уж там! Что сделано, то сделано, а всю жизнь под одеялом не просидишь. Давай-ка лучше умоемся, позавтракаем и попробуем сделать пару набросков для твоего будущего портрета.