Королевский аркан - Елена Ивановна Михалкова

– Игорь Иванович, извините, а она ему, собственно, кем приходится? – спросил Никита. – Я ведь наведывался в квартиру Игнатова уточнить кое-какие детали, и с Зоей познакомился случайно…

– Она Нины Кочергиной дочка, – сказал механик так, будто это все объясняло. – Живут в двадцать третьем доме. Мать ее на почте работает, она инвалид. Получает – ну, сам понимаешь. Небогато живут. Отца нету, как водится. А у меня тут, знаешь, желающих помогать полно, но как только выясняется, что автомобиль пока не на ходу и неизвестно когда поедет, желание у них потихоньку рассасывается. Пацанам результат нужен, это я понимаю, обиды никакой у меня нету. А Зоя как прибилась ко мне года три назад, так всё время на подхвате. Она в нашей Матильде знает каждую деталь. Школу только прогуливает часто… Они с Борисом тут и познакомились. Ты только не подумай, что он к ней с какими-то нехорошими намерениями…

Механик покосился на Маевского.

– Да в мыслях не было, – поклялся Никита. – Я вообще решил сначала, что она его внебрачная дочь.

– Возился он с ней немало и старался держать это в тайне, потому что журналисты, если бы пронюхали, устроили бы Зое счастливую жизнь. Тему педофилии раскрутили бы, как пить дать. Ему сорок, ей пятнадцать… А на момент знакомства и вовсе было тринадцать. Сам понимаешь, мимо не прошли бы. Я читал, у Бориса была младшая сестра… Погибла в аварии. Фотографий не видел, врать не буду, но сдается мне, Зоя похожа на нее.

– Игнатов участвовал в реставрации машины?

Мастер замахал на него обеими руками:

– В машинах Боря ничего не понимал. Он меценатствовал. Помогал деньгами. От души помогал, светлая ему память, ни разу я у него ни в чем не получал отказа. Понемногу он стал сюда захаживать. Придет, на скамеечке устроится – и смотрит перед собой в стену, как в телевизор. Ну, я его не дергал: вижу, человек хочет в себя прийти, не буду же я на него наседать. Потом он потихоньку начал подключаться к нашей возне. В своем шоу он разговорчивый такой, напористый, а здесь был тише воды, ниже травы.

– Когда он заходил в последний раз, не вспомните?

– За день до смерти, утром. Очень задумчивый был поначалу: сидел там, где Зоя сейчас сидит, чертил чего-то прутиком. А потом разговорился.

– И о чем он говорил? – напряженно спросил Никита.

– Я ему сдуру брякнул, что когда доведем Матильду до ума, сможем отправиться в путешествие. Когда-то она проехала из Крыма в Москву и обратно, это была тестовая поездка. А я предложил из Москвы в Крым и снова в Москву. Честно говоря, я это не всерьез, больше в шутку… Ну куда он поедет, у него съемки, гастроли, он у нас звезда… Но Бориса словно прорвало. Он высказался в том духе, что ничего у него не получится, никто ему не позволит. Говорил с такой горечью, что я даже растерялся, признаться.

– Игорь Иванович, вспомните, пожалуйста, что именно он сказал. В каких выражениях?

– Что-то про кукольный театр… А! «Я – кукла на чужой руке, перчаточная кукла». Бабы, сказал, им крутят как хотят, если б могли, залезли бы ему в кишки голыми руками и там искали бы, не припрятал ли он чего. Хотят его наизнанку вывернуть, чтобы ни одного потайного уголочка, ни единой секретной мысли у него не осталось… Потом про начальника своего начал: и этот, говорит, только распоряжения отдает, а чего я сам хочу – это никого не интересует.

– Фамилию начальника он назвал?

– На П какая-то…

– Пономарев?

– Да, он самый. Пономарев, говорит, мною вертит. Меня, говорит, кастрировали, лишили мужской силы, а я должен изображать мачо и брутала, иначе заменят новым мясом. Транслирую, говорит, чужие слова, передаю чужую волю, нигде ничего не решаю, от меня скоро ни хрена не останется, кроме оболочки, как целлофан у сосиски… И деньги разлетаются быстрее, чем пыль на ветру. Я словно в центре тайфуна швыряюсь банкнотами: не успел в договоре расписаться – уже стою без трусов, хоть в жопе заначку ныкай. В общем, разошелся так, что я уши прижал, – закончил механик.

– Вы его не расспрашивали ни о чем?

– Я ему что, психолог? Сорвался человек. Зачем его на этом клинить? Да он и сам как-то смутился, понял, что лишнего наговорил. Зоя в это время с телефоном крутилась, рилсы записывала… Она много себя снимает, ей для дела нужно. Борис сделал вид, что очень заинтересовался, и пошел ее расспрашивать.

«Рилсы записывала, ну надо же». Никита мимоходом удивился, что механик о Зоином кривлянии говорит без всякого осуждения.

– Больше он не приходил?

– В тот же вечер заглянул, но ненадолго. И больше я его не видел.

– Если что-нибудь вспомните… – Никита спохватился, что визитки, как в фильмах, у него нет. – Позвоните, пожалуйста, по этому номеру… – Он вырвал листок из блокнота и записал свой телефон. Подумал и добавил: – Спасибо, Игорь Иванович, вы очень помогли.

На стене висел плакат. «Странный выбор для такого места», – подумал Никита. Это была реклама магазина одежды. Высокая светловолосая модель демонстрировала расклешенные джинсы и джинсовую курточку, короткую, но с широченными плечами. Костюм этот никого не мог украсить, и все же девушка смотрелась в нем стильно. Маевскому ее лицо показалось смутно знакомым. Он где-то видел эти острые скулы, крупный рот и прямой дерзкий взгляд.

– Джинсы ну такое, – сказал за его спиной механик, угадав его мысли. – А Зоя наша красотка. Фотографий много было, я эту выбрал.

– Зоя? – переспросил Маевский.

И тут до него дошло.

– Зоя?! – ошарашенно повторил он.

– Ну а кто же, по-твоему! Она у нас модель. Год назад контракт заключила, снимается для компаний, которые выпускают молодежную одежду. Может, в Китай поедет, если сложится, там школа жесткая, но ей будет полезно.

Никита перевел взгляд на нескладную девчонку. «И челку не она себе кривыми руками выстригала, – заметил язвительный внутренний голос, очень похожий на гройсовский. – Уж можешь не сомневаться».

Глава седьмая

В квартире Гройса пахло умопомрачительно. И бараниной, и чесноком, и травами, которые долго томятся с мясом, и помидорами, пустившими сок, и в эти насыщенные запахи вплеталась яблочная кислинка. Маевский догадался, что Айнур готовила басму. Она освоила диетическую кухню и адаптировала под Гройса те блюда, которые любила сама.

Он собирался отчитаться перед Гройсом – и точка. Всё. Ей он рассказывать ничего не обязан. Захочет – пусть сама выпытывает у старикана подробности.

Но в последнюю минуту отчего-то передумал