Королевский аркан - Елена Ивановна Михалкова

Все собрались в гостиной.

Маевский заметил, что количество бумаг за время его отсутствия увеличилось взрывоподобно. Весь стол Гройса был завален вырванными тетрадными страницами. Старикан исчеркал десятки листов. Некоторые были отмечены единственной закорючкой, другие исписаны сверху донизу его размашистым летящим почерком. Никита почему-то ожидал, что старикан будет выводить ровненькие бисерные буковки, и был удивлен, обнаружив, что тот пишет, как врач: стремительно и неразборчиво.

– Давай-ка, сударь мой, начнем с меня, – сказал Гройс.

Маевский притащил табуретку, Айнур сидела на стуле прямая, словно аршин проглотила. Попугая из клетки не выпустили, и он в бессильной ярости возмущенно стучал поилкой о прутья.

– Вы что-то выяснили? – живо спросил Никита.

– Я пытался навести справки о человеке по прозвищу Католик – это во-первых, и о том, что происходит в телекомпании «Гроза», – во-вторых, – размеренно начал Гройс. – На этом пути я потерпел фиаско. Сокрушительное, я бы сказал. Про Католика либо никто ничего не знает, либо не желает со мной откровенничать. Это еще куда ни шло… Но и насчет телекомпании мне не удалось ничего выведать. Католик оберегает свое инкогнито, в чужие дела не лезет, занимается исключительно своими. Выстроенная им система, о которой, как я полагал, станут болтать на каждом углу, в действительности совершенно непроницаема. Впервые вижу, чтобы столько человек было задействовано – и не просачивалась бы наружу информация. Это большая редкость, дети мои. И говорит о том, что среди подчиненных Католика всё держится на дисциплине и на страхе. На армейской дисциплине и очень сильном страхе.

– Практически мафия, – подал голос Маевский.

– Не совсем. Не вижу я охвата, присущего мафии. Очень узкая сфера деятельности. Управляет ею один-единственный человек. Это своего рода частное предприятие. Но люди за ним стоят решительные и рисковые. Осторожности особой они не соблюдают – по крайней мере, прежде не соблюдали. Возможно, сейчас что-то изменится.

– Что вы имеете в виду? – спросила Айнур.

– Встречи Пономарева с его подопечными. Тебе, несомненно, известно, что наниматели время от времени проверяют персонал с помощью своей службы безопасности. Вот, допустим, возьмем господина Савельева. – Гройс сверился со своими записями. – Крупного производителя медицинской техники. Его водитель регулярно видится с Пономаревым. Как он должен объяснить своему работодателю эти встречи? А таролог, который посещает Савельева дважды в неделю и тоже получает от Пономарева конверты? Нет, братцы мои, это вопиющая неаккуратность! В наше время всё можно делать дистанционно, чтобы личные пути не пересекались. И поступление денег наладить, и руководить, и получать отчеты.

Маевский поднялся, прошел по коридору и закрыл дверь к попугаю. Тот выкрикнул вслед свое любимое ругательство, но затих.

– Но для чего-то же Пономарев встречается с ними, – сказал он, вернувшись. – Невзирая на риски. Зачем? У вас есть версии?

– Есть две, и обе мне не нравятся.

– Поделитесь?

Гройс помолчал.

– Версия первая: Пономарев их запугивает. Каждая личная встреча – это инъекция страха. По телефону так не запугаешь.

– А вторая?

На этот раз молчание Гройса тянулось намного дольше. Он словно взвешивал, стоит ли делиться с помощниками.

– В лице Католика и его помощников мы имеем дело с безумцами, – наконец ответил он. – Это одиночки, которые притянулись друг к другу, словно атомы кислорода, и образовали молекулу озона. Между прочим, ядовитого.

– Вы уверены, что их трое?

– Я ни в чем, сударь мой, не уверен, и про молекулу сказал наобум. Но многое в их поступках не укладывается в логику нормального человека. Демонстративное убийство Желтухина – зачем? Айнур атаковали среди бела дня, хотя можно было заблокировать ее машину на обратном пути. При должной сноровке это дело двух минут. Тройное убийство в один день: Светлова, Воденникова, Игнатов… Католик устроил акцию устрашения, не побоявшись, что поднимется шум. Ты как хочешь, а я чувствую в этом нечто патологическое.

– Отморозки, значит, – вслух подумал Маевский.

– Но не такие, к которым мы привыкли. Не озверевшие юнцы, бешено выгрызающие свое, а люди совсем другого склада. Взрослые, обеспеченные, современные… У меня такое чувство, будто они попросту развлекаются.

Никита усмехнулся и покачал головой:

– Ну, зашибись. В порядке развлечения они и нас перебьют!

Айнур подалась вперед:

– А давайте мы их первые убьем! Что? Они нас уже пытались! Значит, это будет самозащита, правильно?

– Так в суде и объяснишь, – пробормотал Никита.

– Никакого суда не будет. Мы же не глупые. Мы их убьем, а трупы спрячем.

– Труп, голуба моя, спрятать не так-то просто, – заметил Гройс. – Особенно в наше время, когда куда ни плюнь, попадешь в камеру на фонарном столбе. Человеческая тушка – довольно неудобный объект. И места много занимает, и требует усилий, чтобы от него избавиться.

– Значит, надо эти тела распилить!

– Чем, хлебным ножом? – поинтересовался Маевский.

– Например, бензопилой…

– Бензопилой разделывать мясо неэффективно, – кротко сказал Гройс. – Цепь вязнет.

После этой реплики повисла тишина. Айнур и Маевский посмотрели на старикана, который сидел трогательный и лучистый, словно маргаритка на весеннем лугу, затем – друг на друга… «Должно быть какое-то специальное слово, – подумал Никита, – которое обозначает острое желание задать вопрос и одновременно острое нежелание его задавать».

– Ладно, убивать и расчленять не будем, – пробормотала Айнур.

Гройс откинулся на спинку кресла и переплел пальцы на животе.

– Никитушка, расскажи, что ты разузнал. Или сначала добра молодца накормить-напоить?

– Не, спасибо, я сухомятки по дороге нахватался. В общем, так: Ангелина Светлова, по словам ее матери, строила планы на собственный бизнес. Маленький маникюрный салон. Маленький-то маленький, но деньги для него требуются, а денег у Светловой не водилось. Не думаю, что салон совмещается с гаданиями. Получается, что она свою предыдущую деятельность собиралась оставить.

– Улизнуть из-под крыла Пономарева? – задумчиво проговорил Гройс. – Вот так затея.

– У Светловой кишка была тонка провернуть это в одиночку. Но вы еще главного не слышали…

Маевский пересказал то, что узнал от вдовы Бориса Игнатова.

– Петя, Петя, что ж ты за дурень… – Гройс крякнул с досады. – Теперь мы точно знаем, что эти четверо были в сговоре.

– Или Селиванов их шантажировал.

Айнур, которая сидела, уставившись в стену, вдруг поднялась и подошла к столу. Движения ее казались механическими.

– Душа моя, что такое? – удивился Гройс.

Не отвечая, она вытащила одну из нижних фотографий; тетрадные листы, плавно кружась, полетели на ковер.

Это был один из тех снимков, которые Маевский унес из комнаты Селиванова. Юный Петр Алексеевич был снят в окружении институтских товарищей.

Айнур кивнула сама себе, перегнулась через Гройса и взяла еще одну фотографию.

– Ну что такое? – ворчливо спросил тот.

– Это одна и та же женщина, – невозмутимо заявила Айнур.

– Где?!

Маевский и Гройс так быстро склонились над