Искатель, 1998 №3 - Игорь Христофоров

Медленно затихая, музыка угасла, как умерла, но зал все еще прыгал. Под сценой толпились курносенькие загорелые девчонки и пытались дотянуться до санькиных джинсов. А сзади, в очередной раз упав, сбил Саньку с ног мальчишка с розовыми, не поддающимися загару ушами.

— Круто! — вместо «Извини» сказал он и ловко слизнул пот язычком с верхней губы.

ГАЛЕРЕЯ ПО ФАКСУ

В комнатке страсти улеглись быстро. Даже быстрее, чем можно было ожидать. Только теперь Санька понял, что испытывают фигуристы, когда ждут появления судейских оценок после выступления на льду. Здесь и страх, и горечь за ошибки, и опустошение, граничащее с полным безразличием к будущему.

— Если б я знала, я б тоже ролики захватила, — на ушко прошептала ему Маша. — Я тоже с трамплина могу сальто крутить…

Она сидела рядом с Санькой, и он упрямо грел ее тоненькие пальчики в своей ладони. У нее было самое перепуганное и самое напряженное лицо среди тех, кто остался в комнате. Эразм лежал на шести стульях сразу, выставив ступни в дырявых черных носках, и шевелил пальцами, будто перебирал ими струны. Очки-колеса на его лице смотрелись как на слепом. А шапочка лежала поверх скрещенных на груди рук. Если бы не пальцы ног, можно было подумать, что он умер и уже окунулся в черноту. Но в черноту окунулся только Виталий. Он спал, упав грудью на канцелярский стол, и листок со списком очередников финального тура вздрагивал у его ноздрей, когда он выдыхал уже отработанный во сне, уже ненужный газ. Альберт уехал в ресторан на трудовую вахту. Игорек, не стерпев, остался в зале смотреть трех оставшихся конкурентов, и только Андрей не знал, чем ему заняться. Ему и хотелось поглазеть на остальных, особенно на группу «Молчать», и не хотелось вконец расстраиваться. Выступление «Мышьяка» в финале Андрею не понравилось. Он любил дисциплину во всем. А три проигрыша в вальсе вместо одного, трюк со сбеганием со сцены, завывания, с которыми Санька гнал песню про роллеров, дурочки-курортницы, стягивающие с него джинсы, — ото всего этого веяло такой расхлябанностью, таким колхозом, что он еле сдержал гнев.

— Я того… покурю, — встав, с облегчением вышел он из комнаты.

— Разве Андрюха смолит? — спросил Эразм и пошевелил теперь уже пальцами рук.

— Вообще-то нет, — с сомнением ответил Санька.

Он уже так давно не был в Перевальном, что не знал толком, изменилось ли что-нибудь в жизни музыкантов. Если бы ему сказали, что Игорек покрасил волосы в черный цвет, под смолу, он бы поверил, потому что даже сейчас, после выступления, не мог наверняка сказать, какого они цвета.

— Добрый вечер, товарищи артисты, — появились в комнате гвардейские усы, и тут же воздух, прорвавшийся сквозь их заросли, заглушил рекордное посапывание Виталия по бумажке.

— Здравствуйте, товарищ майор, — поприветствовал Лучникова вставший Санька.

Пальчики Маши нехотя выпали из его ладони.

— Тебя можно? — загадочно спросил Лучников.

— Да-да, конечно, — обернулся Санька к Маше. — Я — на секундочку…

Они вышли в коридор, и здесь до Саньки долетел грустный голос Жозефины. Она пела про дюны, про соленый ветер Балтики, унесший любовь, пела с прибалтийской сухостью, даже безразличием к этой самой любви, унесенной ветром, и у Саньки потеплело в груди. В эту минуту он не поверил, что Жозефина составит им конкуренцию. Зал молчал. Зал тоже отвечал ей сухостью.

— Твои ребята из Москвы прислали факс, — старательно просопел сквозь усы Лучников, когда они отошли к краю коридора, где все двери в комнаты были закрыты.

Только сейчас Санька заметил у майора под мышкой папку из коричневого кожзаменителя. Она как будто появилась у него в руках лишь после упоминания о факсе.

— Ознакомься, значит, — отщелкнул он кнопку.

— С фотографиями? — удивился, увидев змеиную ленту факса, Санька.

— Там вначале сведения по тому парню из Подмосковья, что грозился убить Буйноса. Ну, отомстить за брата, — прогудел Лучников.

— Значит, колония общего режима, — прочел донесение Санька. — И до сих пор сидит…

— Да, за ограбление сидит. Колония — за Уралом.

— И не убегал?

— И не убегал…

— А это что за галерея? — расширил глаза Санька от гирлянды плохих черно-белых снимков на бумаге факса.

— Аппарат у нас не очень, — смущенно покомкал усы Лучников. — Да и связь сам знаешь какая. Да и расстояние от Москвы тоже не самое маленькое. Провинция, одним словом…

— А-а, понял!.. Это те, кто с Буйносом в тендере на проведение конкурса состязался! — обрадовался Санька.

— Да. Они, — подтвердил Лучников то, что подтверждать и не требовалось. — Только зачем он столько фотографий передал, я так и не понял…

— Идиот! — шлепнул себя по лбу Санька.

— Что? — посмотрел на его ладонь Лучников. — Комар?

— Полный идиот! Он же лысый!

— Кто лысый? — обернулся на всхлипывания Лучников.

По коридору шла отработавшая две финальные песни Жозефина. По пудре на ее впалых щеках текли крупные слезы, но лицо все равно оставалось сухим и бледным, как песок прибалтийских дюн под солнцем. Лысой она не была. На идиотку по внешнему виду тоже не тянула. Лучников пожал плечами, на которых игрушечно лежали майорские погончики.

— Мог бы и сразу догадаться, — в сердцах добавил Санька.

Лучников упрямо молчал, не желая вступать в диалог певца с самим собой.

— А это что? — спросил Санька, увидев еще одну прикрепленную скрепкой к факсу бумажку.

— Там что-то про загар. Это тоже из Москвы…

— Это я уже и без них знаю. Средиземное море. Майорка. Родинка на щеке.

— Там ничего нет про родинку…

— Я знаю. Родинки загару не поддаются.

— Тебе эти бумаги оставить? — безразлично поинтересовался Лучников.

— Снимки — да, — сгреб бумажную ленту Санька. — Особенно один.

— Тогда забирай. Ты Нину случаем не видел?

— Она — в первом ряду. Там же, где и жюри. Осталась последняя группа, — проводил Санька в спину сгорбившуюся Жозефину и по инерции пошел за ней.

— Ну это… Тогда до свидания, — не понял его бесцеремонного ухода Лучников.

— Да-да… До свидания, — не оборачиваясь, ответил Санька.

Выйдя в фюйе, он проследил за тем, как Жозефина нервно выбежала на улицу, села в поджидавшую ее подержанную иномарку и закрыла лицо ладонями. Машина медленно, будто катафалк, тронулась, и Санька, ощутив сжатую в руке ленту факса, понял, куда она сейчас поедет.

— Вы не заметили, давно уехали красные «Жигули», стоявшие вон там? — вежливо спросил он бабульку-билетершу, тоже провожавшую взглядом иномарку с певицей.

— Да тольки што, — обрадовалась интересу к ней бабулька. — Удвое мущщин в нее, значится, сели и уехали.

КОРОЛЬ БЕЗ КОРОНЫ

— Кто там? —