Искатель, 1998 №3 - Игорь Христофоров

похожей на учредительный съезд какой-нибудь карликовой партии. Не хватало только герба этой самой партии и парочки обличительных лозунгов на заднике. На Покаровс-кую было страшно смотреть. Она постарела лет на десять, высохла, съежилась и беспрестанно вскидывала узкие, густо очерченные тушью глазки на щели кинобудки. Скорее всего, какой-нибудь доброжелатель уже шепнул ей на ушко о неудачной попытке покушения.

Занятые в итоге конкурсантами места зачитывала ее заместитель по жюри, маленькая седенькая композиторша, сочинявшая в свое время марши строителей коммунизма. Пуля прошла между ними, но либо композиторше в ее возрасте уже была безразлична смерть, либо она обладала стальными нервами, либо, в отличие от своей временной начальницы, ничего не знала о киллере.

— Четвертое место присуждается данс-группе «Ася и Бася»! — прочла она с бумажки голосом, которым раньше во время парадов дикторши объявляли партийные лозунги.

У нее получилось что-то типа «Свободу народам Африки!» И не меньше. Потому что на сцену выскреблись по крутым ступенькам из зала две белокурые девицы в блестящих, плотно обтянувших все их кости черных комбинезонах, и высоченный негр с обритой головой. Такой же черный комбинезон на негре смотрелся его родной потной кожей.

Одна из девушек взяла из рук Нины тощенькую грамоту, кисло улыбнулась, сделала залу книксен, всхлипнула и в истерике убежала со сцены за занавес. Остальные члены тройки, гордо обозванной данс-группой, скучно поплелись за ней. При этом негр по-рэперски широко размахивал руками и пытался что-то доказать своей более спокойной попутчице. Санька вспомнил, что «Ася и Бася» после первого тура занимали место выше их группы, и спросил Андрея:

— Нас не объявляли?

— Не лезь, — шепотом потребовал Андрей. — Откуда я знаю! Места гонят с пятого и выше. Последние пять даже не называют. А я из-за тебя прозевал, кому же пятое место дали…

— Серьезная потеря, — по-цыплячьи вытянул шею Санька.

Издалека люди на сцене выглядели игрушечными. Наверное, он смотрелся отсюда во время выступления точно так же. Особенно когда выкручивал сальто на месте, будто подброшенный на ладони резиновый медвежонок.

— Третье место и третий приз присуждаются… группе «Молчать»! — отчеркнув паузой явно неприятное композиторше название, все-таки произнесла она.

Задние ряды засвистели и затопали ногами. Никто и не думал выходить на сцену. Свист становился все звонче и все хулиганистее.

— Ну чего вы, пацаны?! — выкрикнул поднявшийся из-за стола президиума длинноволосый металлист из жюри. — Не тормозите! Прикиньте, сколько народу вас ждет!

Голова мужика была плотно обвязана черной косынкой-бан-даном в белых черепах. Созданная ею дополнительная чернота на его и без того угрюмой тощей фигуре делала бывшего члена жюри похожим на палача. Не хватало только топора в руках. Парень в грязном свитере все-таки встал в третьем ряду, вырвал руку, удерживаемую кем-то, и враскачку поплелся к сцене.

— Йе-а! — взвизгнули задние ряды и привстали.

Саньке пришлось сделать то же самое. Иначе он бы не увидел, как панк скомкал врученный ему Покаровской конверт с деньгами и, наклонившись, засунул его в рваный кед, потом двумя пальчиками подхватил за уголочек грамоту и так держал ее перед собой на протянутой к залу руке, будто пойманную за хвост крысу, а длинноволосый металлист что-то заговорщически шептал ему на ухо.

— Смерть попсе! — заорал панк после того, как металлист отошел от него и сел на свое нагретое в президиуме место. — Плесень — на свалку! Предки — козлы! Даешь пиво и водку бесплатно! Жизнь — дерьмо! Вы все — уроды!

На виду у зала он с хряском разорвал грамоту и швырнул клочки в зал. Передние ряды, где сидели в основном конкуренты панка, безразлично смотрели на бумажный снегопад. Задние ряды опять вскинулись в радостном реве.

— Я требую от группы «Молчать», чтобы она в полном составе покинула зал! — взвилась Покаровская.

— Все конкурсы — дерьмо! — громче обычного заорал панк и столбом упал со сцены.

Выбежавшие поклонники еле успели поймать его у пола. А он лежал у них на руках и даже не думал становиться на ноги.

— Музыку — на свалку! — продолжал панк свой митинг.

На этот раз он орал в потолок, будто хотел докричаться сквозь его бетонные перекрытия до небес. Потолок молчал. Небо — тоже.

Панк работал вхолостую. Но он по инерции все вопил и вопил, будто заведенная игрушка:

— Менты — дерьмо! Асфальт — дерьмо! Машины — дерьмо! Все люди — дерьмо!

— Покиньте зал! — повторно потребовала Покаровская.

Поклонники группы вынесли одеревеневшего солиста панк-группы из зала. За процессией вяло поплелись остальные члены группы. На награждение они оделись еще более вызывающе. Во всяком случае, на первом туре у них не было столь интенсивно красных и зеленых волос, а также дикарского обилия кнопок, лезвий, скрепок и булавок на лицах и одежде. У заднего их них, барабанщика, на свитере, измазанном в гудроне, висела пришитая за хвост мертвая крыса. Не пластиковая, а настоящая дохлая крыса. Она раскачивалась, будто хвост у чертенка.

— Потише, товарищи! — теперь уже попросила зал Нина и повернулась к композиторше, стоящей за трибуной. — Продолжайте, пожалуйста!

— Крыса! Ужас какой-то! — не сдержалась композиторша. — Мерзость какая!.. Нуда… Значит, товарищи, второе место и второй приз присуждается Леониду Джиоеву!

Зал молчал. Самая голосистая его часть унесла панк-солиста, а остальные уже и не помнили, что же такого пел своим тихим, заунывным, как ветер в горах, голосом черноволосый парень Джиоев. Его земляки, плотно сидящие на третьем-четвертом рядах, тоже молчали. Они не знали, как реагировать. С одной стороны итоговое второе место после десятого выглядело диким успехом, сенсацией российского уровня, а с другой они были уверены, что деньги должны сделать Джиоева победителем.

А сам награжденный скромно принял все причитающиеся бумаги, поклонился по очереди к Покаровской, ее заместителю, членам жюри и почему-то Нине, повернулся ко все еще молчащему залу и с сильным акцентом произнес:

— Балшой спасиба увсем чиленам жури!

Он вскинул грамоту и конверт с деньгами над головой, как кубок, и кавказцы в едином порыве вскинулись в зале. Ладоней и глоток они не жалели. Крик поклонников панк-рока на их фоне смотрелся бы писком мыши.

— С ума сойти! — возмутился Андрей. — Ни голоса, ни слуха— и второе место! Значит, мы точно в пятерку не попали…

— Потише, товарищи! — теми же словами попыталась успокоить зал Нина.

— Ты не видишь, где Маша сидит? — привстал Санька.

— Где-то в первых рядах, — ответил Андрей. — Игорек там места забивал…

Чья-то заботливая рука включила магнитофон, и фанфары, воодушевлявшие зрителей перед началом финального тура, снова заполнили зал. Санька неприятно вспомнил, как он несся под эти же фанфары по лестнице к будке киномеханика, а перед глазами