Искатель, 1998 №3 - Игорь Христофоров

— Конечно, слышу, — выдохнул Буйное. — Чего ты гонишь волну?

— Зачем ты приказал его уничтожить? Око за око? Зуб за зуб?

— Теплоход, Сашенька, старенький. Проводка гнилая. Запросто могла замкнуть, — четко произнес он.

— Замкнуло именно в каюте Прокудина?

— Ты не забыл, что вечером отъезд в Москву?

— Мы никуда не едем!

Серый округлый сучок упрямо сверлил Саньку своим единственным коричневым глазом. Из самой середины. И в самую сердцевину души.

— Мы никуда не едем! Группа отказывается от участия в гастролях!

— Ты чокнулся! — выкрикнул от калитки Эразм. — Анрюха, чего он несет?! Какое право он имеет говорить от имени группы?!

— Это несерьезно, — опять выдохнул воздух Буйное, а Саньке почудилось, что в раскаленном воздухе проулка завоняло больничной палатой. — Мне пришлось надавить на членов жюри, чтобы они дали тебе первое место, а ты устраиваешь истерику.

— У победы много отцов, поражение — круглая сирота, — отпарировал Санька.

— Можешь не верить мне. Но если бы не мой звонок, первое место отдали бы Джиоеву. Спроси Нину… И потом ты не имеешь права отказываться от гастрольного турне. По контракту…

— Извини, Володя, — впервые назвал его по имени Санька, — но я слишком хорошо изучил условия контракта. Да, все попавшие в десятку лучших обязаны на кабальных условиях, почти даром отпахать на тебя два месяца в изматывающем турне. Но… Там есть один пунктик, даже не пунктик, а сноска. Вид приманки. И ты ее знаешь. Там написано, что конкурсант, занявший первое место и получивший гран-при, имеет право отказаться от гастрольного турне. Ты рассчитывал на то, что именно это может успокоить соискателей, вселить в них надежду. Так вот, победили мы! И мы, согласно условиям контракта, отказываемся от участия в гастролях!

— Тебе так дорог этот Прокудин? — с холодным безразличием спросил Буйное. — Он мало наделал гадостей тебе и твоей группе?

— Он — человек. Плохой, но человек…

— А ты знаешь, что этим утром к берегу прибило труп одного приморского мальчишки. Его дразнили Ковбоем. Он тоже, кстати, был человеком…

Санька швырнул трубку на заднее сиденье «Опеля». Она подпрыгнула лягушкой и нырнула на половичок на днище салона.

— Ну ты! Потише! — вскрикнул водитель. — Вещь не казенная! С тебя еще пятьдесят тысяч. Больно долго говорил…

— На! — сунул Санька, не глядя, купюру.

Водитель обалдело посмотрел на стольник и с ловкостью фокусника вмолотил его в нарукавный карман синей джинсовой рубашки.

— Ты хоть понимаешь, что ты наделал?! — черной птицей подлетел Эразм.

Его руки были по-царски отставлены в стороны. В левой вместо державы лежал кусок черного хлеба, в правой вместо скипетра — пучок сельдерея.

— Ты понимаешь, что мы почти что стали королями эстрады, а ты…

— Мы — не короли, — посмотрел Санька на пучок сельдерея. — Мы — шуты.

— Я не согласен, — встал на строну Эразма Виталий. — Первое место — это прекрасно, но турне по стране — это шанс прославиться, стать поистине известными.

— Санька прав, — почесав щетину, объявил Андрей.

— Нет, не прав! — взвился Игорек. — Он всегда слишком много на себя берет! Я не хочу выступать с ним в одной группе!

Маша зажала уши и бросилась в глубь двора. Хозяйка остановила ее, прижала к груди и запричитала что-то свое, бабье.

Мир раскололся. Прямо на глазах. Санька сел в пыльную сухую траву у забора, сел прямо в новехоньком костюмчике и тоже зажал уши ладонями. И сразу стало легко. Так легко ему уже давно не было.

ПОЧТИ ПОСЛЕСЛОВИЕ

— Успокоились? — обвел начальственным взглядом всех сидящих за пустым столом Андрей. — Все успокоились?

— Да если бы я… — начал Эразм и получил пинок по ноге от Виталия. — Ты чего?! Больно же!

— Значит, успокоились, — решил Андрей и повернулся к Саньке. — Ты помнишь, что говорил тот предсказатель в самолете про горох?

— Помню.

Наверное, следовало сказать Андрею, что предсказатель и сгоревший на теплоходе Прокудин — одно и то же лицо, но Санька не сказал. С каждой минутой слова почему-то играли все меньшую роль в жизни. Что их обесценивало, он не мог понять.

— Так вот смотри, — достал Андрей из-под стола пол-литровую банку и высыпал из нее на стол сухой желтый горох.

— Ты чего? — вытянул лицо Эразм. — Крыша поехала?

— Предсказатель напророчил, что наша группа рассыплется как горох и уже никогда не соберется вместе после Приморска… Собирайте!

Он первым стал сгребать в ладонь твердые колкие шарики. Игорек присоединился к нему. Потом над столом появилась ладонь Виталия. За ней — Санькина. Эразм смотрел на исчезающие со стола горошины поверх очков, и глаза у него были круглее стекол, съехавших на кончик носа.

— А ты? — спросил его Андрей.

— А что я? — подумал Эразм и все-таки взял на ладонь одну-единственную оставшуюся на столе горошину.

— Все, мужики! Ссыпаем обратно в банку!

Все по очереди выполнили ритуал. Банку обеими руками держала на весу Маша. У нее было лицо именинницы. Последней в банку упала горошина Эразма. В отличие от своих округлых собратьев она была половинкой, и к тому же зеленой.

Андрей бережно подхватил банку из Машиных рук, воздел ее над головой, будто золотой кубок, и провозгласил:

— И пусть кто-нибудь еще скажет, что мы можем распасться как горох! Группа не развалится никогда!

— Разве так бывает? — не поверил Игорек и покраснел.

— Бывает! — упрямо не опускал банку Андрей.

— Ни-ко-гда, — по слогам тихо произнес Санька и ощутил, что слова снова начинали приобретать смысл.

Все начиналось сначала.

Андрей КРУГОВ

СЛОВО КАМНЯ

— Профессор Стелсон?

— Да, это я. С кем имею честь разговаривать?

— Меня зовут Кеннет О’Брайен, мы незнакомы. Друзья сказали, что вы один из величайших египтологов нашего времени. У меня есть одна вещь, которая может вас заинтересовать.

— Я вас внимательно слушаю.

— Мне удалось нелегально купить одну уникальную вещь. Я, конечно, понимаю, что это не совсем законно, но… — Он будто в смущении развел руками. — Принести ее сюда невозможно, она достаточно велика, но вот весьма четкая фотография каменной плиты, покрытой непонятными знаками, посмотрите, пожалуйста. Анализ показал, что этой надписи больше десяти тысяч лет.

Стелсон недоверчиво улыбнулся.

— Вы, разумеется, шутите?

— Нет, это правда. Я провел три независимых экспертизы. Больше, к сожалению, не получилось: товар контрабандный.

— Этого просто не может быть. Тогда и письменности еще не существовало.

— Я вас очень прошу, профессор, попробуйте разобраться. Мне кажется, что эта вещь дорогого стоит.

Но Стелсон уже не слушал его. Забыв про гостя, он нес драгоценный снимок к