«Морской чёрт» выходит на берег - Владимир Васильевич Каржавин

— Это еще что за маскарад? — Краснолобов недоуменно пожал плечами.

— Наденьте, наденьте, он же ваш.

Директору санатория пришлось подчиниться. Исмаилов-Гюрза внимательно осмотрел допрашиваемого:

— В плаще узнаю.

— А без плаща?

— Без плаща я его не видел.

— Как тогда вы его узнали?

— По голосу. Я стоял у приоткрытой двери и слышал ваш разговор.

— При каких обстоятельствах вы с ним встречались?

— Когда я высадился на побережье с подводной лодки, он встретил меня, дал возможность переодеться и отвез на явочную квартиру.

— Куда конкретно?

— Улица Саперов, дом 10, квартира 28, — назвал адрес Исмаилов, хотя Костров и Дружинин знали адрес после его допроса.

И опять Кострову пришлось тяжело вздохнуть: на квартире не было обнаружено ни одного отпечатка, принадлежащего Краснолобову; только отпечатки пальцев Исмаилова.

— Где вас встретил человек в плаще? — спросил Костров.

— В старой охотничьей сторожке. Это примерно три километра от берега.

— Спасибо, гражданин Исмаилов. Вы свободны, — все, что осталось сказать начальнику Управления.

Когда Исмаилов ушел, Краснолобов опустил голову, прикрыл лицо руками. Видно было, что допрос требовал от него большого внутреннего напряжения.

— Сергей Петрович, может, хватит меня мучить? — взмолился он. — Опознание человека по голосу… Анекдот! Да, я люблю петь, и все это знают. Но для этого… по фамилии Исмаилов я не пел оперные арии.

"Уходит, ускользает… — лихорадочно думал Костров. — Ничего компрометирующего: ни передатчика, ни отпечатков. Не дай бог еще на выручку из обкома приедут: "Органы госбезопасности под контроль партии" — знакомый лозунг недавних времен. Где же ты, Балезин? Почему не едешь?"

И вдруг Кострова осенило: охотничья сторожка! А не там ли Краснолобов прячет передатчик? Костров поднялся и дал знак выйти за ним присутствовавшему при допросе Малышкину.

— Срочно! Найди Савчука, пусть проверит охотничью сторожку, что в трех километрах от берега, — скомандовал он, когда они вышли в коридор. В это время в конце коридора показался Балезин, и Костров вздохнул с облегчением.

Когда Алексей Балезин вошел в камеру для допросов, взгляды его и Краснолобова встретились.

— Назовите себя, — подал голос Костров.

— Балезин Алексей Дмитриевич.

— Где живете? Где работаете?

— Живу в Москве, заведую кафедрой в Финансово-экономическом институте.

— Где вы служили в конце войны?

— Восточная Пруссия. Отряд особого назначения НКГБ СССР. Заместитель командира Отряда.

— Вы знали человека по имени Краснолобов Витольд Валерьянович?

— Знал и очень хорошо.

— При каких обстоятельствах?

— Это подполковник медицинской службы нашего Отряда. Он оперировал бойцов, в том числе и меня.

— Вам известна его дальнейшая судьба?

— Нет. Весной 1945 года военврач Краснолобов Витольд Валерьянович исчез при загадочных обстоятельствах.

Сергей Петрович Костров сделал паузу, оглядел присутствующих, как бы убеждаясь, что все слышали. Предстоял решающий момент.

— А теперь внимательно посмотрите на сидящего на стуле человека, — обратился он к Балезину и указал на мнимого Краснолобова. — Этот человек вам знаком?

— Нет, мне этот человек не знаком, — четким голосом произнес Балезин.

Директор санатория "Волна" Витольд Валерьянович Краснолобов, он же потомок немецких колонистов Владимир Энгель уже не смотрел ни на начальника Управления КГБ Кострова, ни на Балезина. Он понял, что проиграл.

ЭПИЛОГ

Неделю спустя…

Поляна среди сосен, дым костра в ночи и манящий запах ухи.

— Нас не арестуют? — шутливо спросил Балезин. — До моря рукой подать.

— Не арестуют, — успокоил Доброгоров. — Это территория принадлежит нашей базе.

— И он за нее отвечает, — рассмеялся Костров и осторожно большой деревянной ложкой попробовал уху на вкус. — Обворожительно!

Трое мужчин сидели у костра после вечерней рыбалки. Ночь была теплой, а звездное небо обещало на завтра хорошую погоду без тумана и дождя, что для Балтики являлось большой редкостью.

Костров разлил водку в небольшие походные стаканчики:

— Ну что, ребята, поехали, как сказал Гагарин.

Выпив, принялись за уху. Костров, как большой ее знаток, много пояснял, давал советы. После второй стопки и изрядно съеденного варева, настало время для деловых разговоров.

— Как, Олег Николаевич, помогут вам обнаруженные материалы? — спросил Доброгорова Костров.

Руководитель отдела № 250 слегка задумался:

— Помогут или нет, так сразу сказать сложно… Материалы, результаты интересны, как и сама идея лодки-танка. Кстати, первыми лодку-танк, а точнее катер-танк предложили итальянцы еще в Первую мировую. Попытались использовать ее против австрийского линкора, но у них не получилось. У немцев получилось лучше, но не намного. В боевых действиях их "Зеетойфели" не участвовали. Вот теперь такой "Морской чёрт", да вы его видели, будет стоять на берегу нашей базы, как некий трофей. А на твой вопрос, Сергей Петрович, ответ такой: для создания мини-субмарин немецкие исследования и разработки представляют несомненный интерес. Но лодка-танк… вряд ли есть необходимость такую создавать. Хотя это только мое мнение. Сама идея заслуживает изучения и враз ее отбрасывать нельзя.

— Ты мне рассказывал, что первые мини-субмарины у нас на флоте появились в 1947 году?

— Все правильно, это были немецкие трофейные "Зеехунды" — "Тюлени". Сейчас работаем над созданием уже чисто советских мини-субмарин. Так что, повторяю, материалы, найденные в тайнике, пригодятся.

Задумчиво сидящий и смотревший на пламя костра Балезин поинтересовался:

— Олег Николаевич, вы говорите, что первые советские мини-субмарины появились в 1947 году. Но, как мне стало известно, первая подлодка такого типа была построена и спущена на воду еще в 1935 году?

— Тоже правильно. Речь идет о мини-субмарине "Пигмей". Тяжелая у нее судьба. В 1938-м испытания ее прошли неудачно, и многие участники, в том числе конструктор Бекаури и его заместитель Каретин, были репрессированы. Бекаури, выдающийся инженер своего времени, был расстрелян. Каретину повезло больше: в 1941-м его дело пересмотрели, и он, вернувшись к своему делу, попытался заново провести испытания "Пигмея". Снова не получилось и с худшим вариантом: лодка исчезла. Всякие были домыслы. И вот теперь мы твердо знаем, что группа инженера Каретина сражалась за лодку до последнего. К сожалению, взорвать ее они не успели.

— Откуда такие сведения? — спросил Балезин.

— Из дневника некого Альфреда Лебера.

И Доброгоров со всеми подробностями, как несколько дней назад Дружинину, поведал историю о немецком инженере Лебере, который в 30-х годах работал вместе с Константином Каретиным, который после взрыва спас Лебера, дав ему свою кровь.

— Готов подтвердить, — вмешался в разговор Костров. — Я читал перевод дневника Лебера. — Только возникает вопрос: почему он свой дневник оставил в тайнике а не взял с собой?

— Ответ возможен такой, — сказал Доброгоров. — Помимо своих мыслей и переживаний Лебер заносил в дневник и результаты испытаний. Это было скрытое дублирование официального отчета о проведенных испытаниях. Если бы о существовании дневника узнал кто-нибудь из немецкой Службы безопасности, Леберу бы не поздоровилось.

Костров был другого мнения:

— Думаю, он