Четыре мертвых сестры - Наталья Евгеньевна Масальская

прохожих. Наконец его долговязая фигура мелькнула на горизонте, и я слегка расслабилась. Вот пусть сам все и рассказывает. Егор шел вразвалочку и, в отличие от меня, был спокоен и уверен в себе.

Нужно ли говорить, что наш рассказ вызвал сначала недоумение, потом отторжение и уже после этого – слабое, настороженное принятие.

– Ребят, вы понимаете, что дело в прокуратуре. Его закрыли и сдали в архив. Даже если мы представим, что его вернут на дознание… это должны быть не просто улики.

– А это и не улики, – оборвал его Егор. – Мы нашли настоящего убийцу.

– Даже так? Ну хорошо. – Мамедов громко выдохнул через нос и поднял трубку телефона.

Через час в небольшом кабинете Мамедова собралось много народу. Подъехал следователь прокуратуры, который дело об убийстве писательской семьи после Петренко закрывал. Мы подписали показания, в подробностях рассказали о найденных уликах и, конечно, дали адрес Далис. С нас взяли подписку о невыезде и обещание дать показания против Яны Иволгиной, только после этого отпустили домой.

Москвин вызвался проводить меня, так как на город уже опустились сумерки. Мы, прогуливаясь, шли по дороге, даже не думая срезать через дворы. После всего случившегося нас с Егором словно связывала незримая нить. Наверное, так бывает после подобных испытаний. Не знаю, могу ли я назвать его другом, он стал гораздо ближе. Он спас мне жизнь, и не только ее. Он спас память о папе. Такое не забывается.

– Так ты расскажешь, как вычислил Яну? – спросила я, когда мы остановились возле моего дома.

Егор, засунув руки в карманы, разглядывал начинающее покрываться звездами небо. Было видно, что он не хочет отвечать. Но я сгорала от желания услышать полную версию, а не довольствоваться тем, что он поведал следователю.

– Давай не сегодня. Устал. – Он посмотрел на меня, его глаза светились во мраке, напомнив мне часы, проведенные в душном полутемном подвале.

– Хорошо, только не затягивай, иначе меня разорвет от любопытства.

Мы попрощались, и я пошла домой.

* * *

Через несколько дней нас снова вызвали, теперь уже в прокуратуру. Мы, не сговариваясь, оказались с Егором у входных дверей в одно время. Наверное, начали друг друга лучше понимать. Москвин выглядел расслабленным, даже веселым. Я же, напротив, была зажата. Шутка ли, сейчас мы снова после нашего разговора в кафе увидим Яну. Что, если она начнет отпираться или обвинит в чем-то папу? У нее есть для этого все основания. Она права, он помогал ей скрыть улики, а значит, препятствовал следствию и формально был ее соучастником.

Егор открыл дверь в кабинет и придержал ее, пропуская меня вперед. Я неуверенно вошла. За столом сидел знакомый мне следователь, именно он два дня назад был в кабинете Мамедова. У входа стоял милиционер, а у стола на стуле со скованными за спиной руками сидела Яна. Наши взгляды на мгновение встретились, и волна холодных мурашек прокатилась по моей спине, будто я стояла на краю пропасти и прикидывала свои шансы выжить, если прыгну в нее.

– Привет! – со своей высокомерной улыбкой бросила мне Яна.

Я неохотно поздоровалась в ответ. Казалось, что с преступниками не действуют обычные нормы приличия, установленные в обществе, и они не достойны даже обычного приветствия.

– Лейтенант, – обратился следователь к милиционеру у входа, – уведите задержанную.

Тот молча подошел к сидящей Яне и, взяв ее за предплечье, потянул вверх. Она подчинилась. Проходя мимо нас, снова посмотрела на меня и усмехнулась:

– Думала, я покончу с собой?

Вопрос оказался таким неожиданным, что я подвисла на пару секунд. Честно говоря, именно так я и думала. Наверное, это было написано на моем лице, раз она спросила.

– Посещала такая мысль, – ответила я.

– Знаешь, а я ведь хотела… удавиться, а потом подумала: чем тюрьма или пуля хуже той жизни, что у меня была и есть? Да ничем. Те же люди, только с сорванными масками. Люблю, когда все по-честному.

– Разговорчики! – Лейтенант рванул ее за руку и потащил дальше к выходу. Толкнул рукой дверь, но Яна придержала его, заставляя остановиться.

– Подождите, пожалуйста, – попросила она и снова повернулась ко мне: – Я не убивала твоего отца. Он умер от разрыва сердца, когда увидел меня на пороге. Просто уложила его на диван. Привыкла психов таскать, – скривила она губы в улыбке.

За эти дни я видела много выражений лица Яны. Но такую искренность и сожаление увидела впервые.

– Что ж, – усмехнулась она, будто подбадривая меня. – Испытаю свою судьбу до конца.

Дверь за ними закрылась, и в кабинете стало тихо. Я продолжала смотреть на закрытую дверь, а потом спросила у следователя:

– Что с ней будет?

– Если не признают невменяемой, расстреляют. Вам ее жалко?

– Не знаю, – тихо ответила я, присаживаясь на придвинутый Егором стул. И я не кривила душой, действительно, не знала, жалко мне ее или нет. После смерти папы мне казалось, что я жить спокойно не смогу, пока не найду и не накажу убийцу. Но сейчас, когда вместо мифического сверхсущества, или ненормального писателя, или любящего деньги продажного следователя Петренко я познакомилась с настоящей Далис, мне невольно стало ее жаль. Все эти дни я размышляла над ее словами и думала, как бы я отомстила за смерть мамы. Именно поэтому я практически и жила у Натуськи, не хотелось возвращаться домой к отцу. Нет, я не обвиняла папу в ее смерти, но винила его в том, что он не умер вместо нее. Мне было невыносимо его молчание, секреты, безразличие и возможность наличия других женщин. А сейчас его нет, и мне нисколько не легче. Просто никак…

* * *

После окончания нашего расследования прошла уже неделя. Я узнала от Иванихина, что Яну отправили на освидетельствование и совсем скоро ей вынесут приговор. Она ничего не сказала им про отца. Интересно почему? Но я благодарна ей. Получается, нет исключительно плохих и исключительно хороших людей. В нас всего намешано, и в определенные этапы жизни мы показываем то одну свою сторону, то другую. Кому я сейчас завидовала, так это Егору с его непробиваемой логикой и отсутствием эмоций. Он осветил в газете, правда без излишних подробностей, историю семьи Иволгиных и наверняка был доволен собой. Я же до сих пор терялась в догадках, как он вычислил Яну. Решив, что больше не собираюсь ждать, я набрала номер домашнего телефона Москвина и, слушая гудки, надеялась, что на этот раз трубку возьмет сам Егор. Но вместо него услышала в динамике другой знакомый голос.

– Степа, это ты?

– Да, –