Клан - Кармен Мола

Войдя в квартиру, Элена сразу поняла, что в ней кто-то побывал: балконная дверь была распахнута, а она не могла оставить ее открытой в разгар зимы. Элене подумала: вдруг этот человек еще в квартире и в следующее мгновение выстрелит в нее? Однако случилось нечто совсем другое. В гостиной включился телевизор, и весь экран заняло изображение Элены, сидящей в своем кабинете в ОКА. Кадр был со старой записи, сделанной еще до истории с цыганской невестой, потому что тогда Элена стригла волосы гораздо короче, чем теперь. Вероятно, его получили с камеры внутреннего наблюдения. Элена сделала несколько шагов к телевизору, чтобы всмотреться в детали и понять, почему именно этот снимок оказался на экране. Но его тотчас сменил другой, из комнаты допросов. Она еще не успела понять, к какому времени относился второй снимок, как за ним последовали десятки других, непрерывно сменяющих друг друга. Стремительная карусель, центром которой оставалась Элена, осветила всю ее жизнь в ОКА рядом с Буэндиа и Марьяхо, а также с Ордуньо, Ческой и Рейес, на многих фотографиях присутствовал Сарате, а на одной, полученной с камеры в зале совещаний, мелькнула даже Мануэла.

Элена нашла пульт управления и попыталась остановить неистовый поток, исчислявшийся уже сотнями изображений, но кнопки не работали. Среди снимков стали мелькать отчеты по конкретным делам, но прочесть, по каким именно, она не успевала, и вдруг лавина замерла на последнем кадре. Эта фотография была единственной, сделанной не в офисе ОКА. Сарате лежал на асфальте, кровь из раны на животе успела собраться в лужицу. Он лежал голый, с чуть приоткрытыми глазами, но определить, жив он или мертв, Элена не могла.

Вскоре экран погас. Трясущимися руками Элена нащупала на задней панели кнопки, нажала одну из них, но на включившемся канале шла передача «Телемагазин», в которой кто-то расхваливал достоинства аэрогриля. Она судорожно переключалась с канала на канал, прекрасно понимая, что тот поток фотографий ей не вернуть. И фотографию Сарате – тоже. Дрожа от бессилия, она стукнула кулаком по экрану, и он треснул. На светодиодной поверхности возникли искажающие цвет разводы. Ее отчаянию не было предела, и совершенно потеряв голову, она смела со стола все предметы, стараясь не столько все переломать, сколько сделать себе больно. Она даже не поняла, чем именно ободрала костяшки пальцев, и смыла кровь под кухонным краном. На разделочном столе стояла бутылка граппы «Нонино». Элена открыла ее и, прежде чем сделать первый глоток, плеснула немного на рану в антисептических целях…

Сколько времени прошло с того момента, она не знала, но, когда бутылка опустела, уже начало светать. В голове стоял туман. Зато алкоголь сослужил ей добрую службу, и мысли больше не впивались в мозг острыми ножами, а думала она о том, что кто-то взломал компьютерную сеть ОКА и таким образом раздобыл все эти снимки, о том, что Сарате еще жив, и представляла себе его распростертым на земле, голым, истекающим кровью, взывающим к ней о помощи, и теперь ей казалось, что она поняла смысл послания, заключенного в той последовательности фотографий и отчетов ОКА.

– Ты пьяна.

Элена не стала разубеждать Рентеро. Комиссар недавно проснулся и открыл ей дверь в надетом поверх пижамы клетчатом халате и с чашкой в руке. Который час? Она не знала. Наверное, около восьми, солнце еще не взошло, а может быть, дело было в том, что фасад здания выходил на Ретиро и потому оставался в тени.

– Пойдем, я сварил кофе. Тебе не помешает. Слава богу, Луиса ушла сдавать анализы. Избавилась от необходимости лицезреть тебя в эдаком мерзком виде. Разве ты не бросила пить?

Элена последовала за Рентеро в его кабинет. Он налил из термоса еще одну чашку кофе и подал гостье, заметившей в тот момент на чашке Рентеро фразу из старого телесериала «Блюз Хилл-стрит». Сам сериал уже никто, наверное, не помнил, но слова, которыми сержант полиции Эстерхауз каждое утро напутствовал своих подчиненных: «Осторожнее там, снаружи!», продолжали звучать почти в каждом комиссариате, почти каждое утро. Возможно, молодые полицейские даже не знали, откуда они взялись. Но как она могла думать сейчас о такой ахинее?

– Полагаю, у нас на повестке дня драма. Судя по времени суток и твоему состоянию.

У Элены пересохло во рту, язык отказывался ей подчиняться. Она ухватилась за стол, чтобы не упасть. Слезы остались в прошлом, граппа помогла ей обрести решимость, убедить себя, что так она спасет Сарате.

– Я хочу уволиться и хочу, чтобы ты закрыл ОКА.

Рентеро отхлебнул кофе, словно обдумывая ответ.

– Что касается первой просьбы, то да, с твоим увольнением я согласен. Эта должность требует большого напряжения сил, и совершенно очевидно, что ты не в том состоянии, чтобы с ней справляться. Ты себя разрушаешь, и мне тяжело это видеть. Дело не только в сегодняшнем спектакле, я и сам думал тебя уволить, и как раз собирался тебе об этом сообщить.

В голове у Элены пронесся вопрос: почему Рентеро решил от нее отделаться? Разве его когда-нибудь волновало хоть что-то, кроме результатов? Никогда в жизни он не брал в расчет ее эмоции, и его фальшивая доброжелательность, замаскированная под дружбу, страшно ее разозлила, но зацикливаться на этом не имело смысла.

– Ты выполнишь и вторую мою просьбу. Распустишь ОКА.

– Кто ты такая, чтобы влиять на подобные решения?

– ОКА – это я. Я создала Отдел и превратила его в то, чем он сегодня является. Без меня его существование утратит всякий смысл.

– Теперь мне ясно, что выпила ты слишком много. Кем ты себя воображаешь? Подобием богини? Тебе следовало бы знать, что любой человек заменим. И ты – в первую очередь. Поверь: земля будет вращаться и без тебя. «Мадрид» выиграет чемпионат, политики наворуют денег, кофе останется горьким, а ОКА продолжит работу.

– Не вынуждай меня отравлять тебе жизнь.

– Элена, иди домой и проспись. Завтра ты все увидишь в другом свете.

– Никуда я не пойду!

Она сбросила со стола все, что попалось под руку: пепельницу, бумаги и лампу, повисшую на шнуре. Рентеро снова сделал глоток кофе: он не собирался обращать внимание на чьи-то вопли и легкий беспорядок.

– Я уже нашел тебе замену. Возможно, в будущем ОКА утратит актуальность, но пока он мне нужен.

– Ты ни хрена не понял, Рентеро. Отдел должен быть закрыт. Организуй новый, с другим названием, ты можешь это сделать. Вы с Гальвесом можете делать все, что вам угодно.

– Вот здесь ты права. Я могу делать все, что мне угодно. Чем, собственно, и занимаюсь.

Элена отчаянно пыталась