Клан - Кармен Мола

Ческа, Ордуньо, Буэндиа… Все они стали жертвами какого-то проклятия, особенно заметного в Сарате – что осталось от того идеалиста в полицейской форме, который присоединился к ним в деле Мигеля Вистаса? – и в Элене. Марьяхо никогда не любила жалеть себя, но сейчас речь шла о другом: нужно было здраво смотреть на происходящее. Взлом сети стал ударом по ее самооценке – тому немногому, что у нее еще осталось. Уход на пенсию, которым постоянно грозился Буэндиа, теперь выглядел самым достойным решением. Но что она будет делать на веранде в Бенедорме, окруженная сплошными немцами? Какая жизнь ее ждет, когда огни ОКА погаснут вдали?

– Добрый день…

Она с трудом узнала Рейес, похожую в строгом темно-сером костюме на зажиточную каталонку. Марьяхо давно заметила, что Рейес присуще чувство стиля, и даже экстравагантные наряды смотрелись на ней элегантно. Однако в такой официальной одежде она выглядела непривычно и казалась старше. Возможно, по ее мнению, в суд нужно было ходить именно в таком виде.

– Как прошли слушания? – с нетерпением спросил Ордуньо.

– Хорошо, все хорошо… Пойду просмотрю срочные вызовы за вчерашний день, может быть, попадется что-то интересное.

Лишив коллег возможности продолжать расспросы, она ушла, оставив их возле кофемашины со стаканами в руках.

– По-вашему, это нормально? Пришла после дачи показаний в прокуратуре с единственным комментарием: все хорошо…

– Ну, может, и в самом деле хорошо, – попытался успокоить Буэндиа возмущенного Ордуньо.

– Ну, нет, мне она расскажет все, от и до.

Ордуньо пошел вслед за Рейес. Марьяхо понимала, что делает он это зря, что нужно дать ей побыть одной, но Ордуньо, как и все мужчины, не стал бы ее слушать.

Услышав у себя за спиной шаги Ордуньо, Рейес прошла через весь офис и закрылась в туалете. Она не хотела ничего рассказывать и чувствовала себя выжатой как лимон. Нужно было взять больничный, но тогда коллеги заволновались бы еще сильнее и начали бы задавать еще больше вопросов, на которые ей пришлось бы отвечать, но отвечать она не хотела и не могла. Рейес разглядывала в зеркале молодую особу, одетую как сорокалетняя дама. Для полноты образа не хватало только очков в дорогущей оправе.

Вот уже несколько дней она сама не понимала, кто она такая и почему делает то, что делает. Об аборте она не сожалела: эта беременность была ей не нужна, – и потому, что она не знала, кто отец ребенка, Ордуньо или Фабиан, и потому, что не считала себя готовой к материнству. Однако уверенность не могла смягчить ее печали – ведь никому не пожелаешь принимать такие решения. Наверное, именно эта грусть, все больше напоминавшая чувство беззащитного одиночества, мешала ей посмотреть в глаза собственному отражению. К тому же она сомневалась, не совершила ли в суде большую ошибку.

– Тебя спрашивали про Отдел?

Ордуньо поджидал Рейес возле туалета.

– Естественно! Если тебя вызвали в прокуратуру давать показания по поводу Отдела, то тебя спрашивают про Отдел.

– Ты перечислила всех: Грегора, Номбелу, Ричи, Фабиана…

Если бы Ордуньо был немного проницательнее, он заметил бы, что ее смутило упоминание Фабиана.

– Ты когда-нибудь давал показания в прокуратуре? Первым делом тебе напоминают, что все, о чем пойдет речь, огласке не подлежит.

– Рейес, но мы же коллеги…

– Именно поэтому тебе следовало бы прекратить расспросы.

– Значит, ты мне не доверяешь? Черт, я знал, что внедрять тебя в комиссариат Вильяверде – паскудная затея, и было бы гораздо лучше, если бы Кристо не погиб, а сидел сейчас в тюрьме. Ну, не все вышло так, как мы хотели, но разве ты не видишь, что я хочу помочь тебе преодолеть этот печальный опыт?

– В этом и есть твоя ошибка: мне нечего преодолевать.

Рейес поняла, что больше слов не понадобится: Ордуньо правильно истолковал ее холодность и надменную отстраненность, которую она демонстрировала ему все последние дни. Она стала недосягаемой, он ее потерял, и почувствовал это сразу. Голос его звучал не осуждающе, а печально, как голос человека, признавшего свое поражение.

– Ты выгородила Фабиана?

Но с этого мгновения Рейес перестала понимать, что происходит, как будто неожиданный подземный толчок заставил ее усомниться в прочности всего, что казалось надежным. К ним бежал, дико крича, Буэндиа: что-то случилось, и они должны немедленно выезжать. Убийство – вот все, что ей удается разобрать из сбивчивых объяснений судмедэксперта, которого она никогда прежде не видела в таком исступлении. Она схватила пальто, но ее остановила Марьяхо. Почему Марьяхо не позволяет ей ехать вместе с ними? Ордуньо уже выскочил за дверь. На улице, захлебываясь, выли сирены, но она уже не понимала, доносились ли они с улицы Баркильо или она услышала их позже, когда, оттолкнув хакершу, выскочила наружу. «Это ее решение, оставь ее в покое», – услышала она голос Ордуньо. Наверное, он сказал это потом, когда все уже сели в машину. «Но внутрь ей лучше не заходить».

Рейес увидела, что птицы в Ретиро взлетели в небо. Землетрясение продолжалось, дрожал асфальт и стены дома, в котором она столько раз бывала. Из квартиры доносились рыдания – Рейес никогда не слышала, как плачет тетя Луиса. По дороге им встретились полицейские и криминалисты в белых комбинезонах. Рейес уже давно не воспринимала слова Ордуньо, который держался рядом. Переступая порог дядиного кабинета, она уже не смогла бы вспомнить, сколько времени прошло с их разговора в ОКА. За окном простиралось холодное, чистое небо. Вокруг мельтешили какие-то люди, полицейские и коллеги из ОКА. Видимо, Ордуньо уже отдавал первые распоряжения, а Марьяхо, судя по всему, пыталась отыскать Элену Бланко. На полу, возле рабочего стола, лежал труп ее дяди Рентеро. Кровь из раны на лбу пропитала ковер. Пол усыпан осколками стеклянного шара. Крошечные снежинки миниатюрного мирка окрасились в красный цвет. Рейес хотела заплакать, как плакала в соседней комнате тетя: безутешно, взахлеб, но она сдержала себя. Боль жгла изнутри, и излить ее слезами она не могла.

Глава 4

На углу Дос-Эрманас и Эмбахадорес ее стошнило. Какая-то старушка с собакой брезгливо на нее покосилась, и Элена подумала, что сейчас она предложит ей пакет для собачьих экскрементов, чтобы убрала за собой тротуар, но привыкшая, видимо, к таким картинам пожилая женщина прошла мимо. Элена двигалась в странном тумане, наложившийся на бессонные ночи алкоголь заставлял ее брести, словно во сне.

– Детка, милая, ты в порядке?

Рядом с ней оказалась другая старушка