Идеальная деревня - Дж. М. Хьюитт

Когда снова смолкли все звуки и никто не появился узнать, что за шум, Вивасия поняла, чтó ей нужно делать.

Крышка была относительно легкая. «Дешевка» – так она подумала, когда подрядчики пришли ставить ее. За оградой поселка никто не экономил на расходах, но здесь, на задворках, внешний вид не имел значения.

Крышка была размером с шину грузовика и сделана из дешевого сплава.

Вивасия заглянула в колодец. Он был глубоким, сырым, темным и пах гнилью.

Переместить тело оказалось непросто. Вивасия подхватила его под мышки и тащила дюйм за дюймом, оставляя на земле дорожки от ботинок.

Пока волокла его последние несколько футов, думала о том вечере, когда Чарльз пришел в дом к Стефани. Что он говорил им, чтобы заманить в машину? Возможно, было так. Ему показалось, что он увидел на улице Келли. Она выглядела неуверенной, будто не знала, зайти ли ей к Джеки или нет. Он тоже не решился окликнуть ее, потому что, сказать по правде, Келли всегда относилась к нему плохо. Стучаться к Джеки он тоже не хотел по двум причинам. Джеки злилась на дочь, могла обидеть ее, и Келли снова убежала бы. К тому же он мог ошибиться, а ему не хотелось лишать Джеки надежды. Может быть, Келли лучше увидеть пару знакомых дружелюбных лиц, встретить людей, которых она знала всю жизнь, и они уговорят ее вернуться в Волчью Яму.

Вивасия представила себе Кей, ее восторг от перспективы стать героиней, и Стефани, которая не поставила под сомнение слова зятя и думала только о девушке, которую считала почти своей дочерью, пока та росла.

Кей не задержалась, даже чтобы переобуться. Вивасия поняла это позже, пересчитав обувь в коридоре. Там стояли ее резиновые сапоги, прогулочные ботинки, летние туфли и сандалии. Все на месте, а значит, она ушла в тапках, спеша помочь своей соседке в поисках пропавшей дочери.

Никогда еще Вивасия не позволяла себе думать о том, что произошло после того, как ее мать и бабушка покинули дом. Мысли ее обрывались прежде, чем она представляла, как за ними закрывается дверь.

Теперь же, чувствуя, как напрягаются до боли мышцы плеч, она позволила себе думать дальше. Ей были необходимы силы, которые появятся от этих мыслей.

Кей вела машину в тапках, она знала тут все дороги, как линии на своих ладонях. Спуск с крутого холма, который обычно преодолевали мгновенно, запоздалая мысль, что нужно притормозить, раз они ищут пропавшую девушку. Кей жмет на педаль раз, другой, ужасается, что не может остановить машину. О чем она подумала в тот момент? Решила, что будет держать ситуацию под контролем, пока машина не скатится вниз и не остановится сама?

Эти планы, вероятно, были перечеркнуты появлением на пути хрупкой фигуры дорогой Серафины. Может быть, в голове Кей успела промелькнуть мысль: «Что я наделала?!»

Потом вспыхнуло пламя.

Вивасия то ли хмыкнула, то ли взвизгнула и еще раз изо всех сил налегла на тело Чарльза. Рывок получился таким мощным, что верхняя его часть перевалилась через край колодца, но бедра и ноги пока оставались сверху. Вивасия всхлипнула, отпустила руки и смотрела, как Чарльз сползает ниже, еще ниже, еще и наконец исчезает совсем…

Она судорожно сглотнула, нагнулась, уперла руки в колени, кашлянула и плюнула в колодец Девы.

Потом с усилием выпрямилась, надвинула грязную крышку, не глядя внутрь, и, едва держась на ногах, будто пьяная, побрела к дому.

Утром, когда Вивасия проснулась, убийство Чарльза не было ее первой мыслью. Как обычно в последние три года, открыв глаза, она сразу подумала о Стефани и Кей, а затем – об Алексе и Элизабет: где они сейчас, как и с кем?

Но в то утро – утро после – раздумья о Чарльзе пришли по пятам за воспоминаниями о тех, кого он у нее отнял.

Лежа в постели в дальней части дома, Вивасия тщательно прислушалась к себе. По-прежнему никакой тревоги, раскаяния, чувства вины. Немного сожаления о том, что не сделала этого раньше. Уже давно.

Она решила, что пойдет на барбекю к Портии. Приготовит что-нибудь, какую-нибудь закуску, может быть, еще и десерт – пирог, а для начинки использует ягоды из густого кустарника, растущего за оградой. Они еще не созрели, пока рано, но она что-нибудь придумает. Бабушка ее многому научила.

Это значит, что придется пройти мимо него. Мимо колодца. Но разумеется, она это понимала. Ей нужно это сделать, призналась себе Вивасия, надевая джинсы и рубашку.

На кухне она взяла корзинку, одну из старых, бабушкиных. Напоследок порылась в шкафчике среди всякой всячины, пока не нашла то, что искала. Вышла из дому и добралась до дыры в изгороди. Преодолев преграду, сначала направилась к кустам слева. Довольная, увидела там множество ягод. Набрала целую корзинку. Затем, больше не медля, прошла к колодцу Девы.

Поставила корзинку на землю у ног и украдкой огляделась. Пока вокруг никого; бегуны и собачники либо уже побывали здесь и ушли, либо еще не появились.

Тоненький ручеек пота потек у нее между лопатками, когда она отодвинула крышку колодца. Секунда, один полувзгляд – этого хватило, чтобы Вивасия заметила красную ткань, плоть руки, блеск наручных часов. Из-под ягод в корзинке она вытащила на три четверти наполненную бутылку водки. Вылила ее содержимое в колодец и бросила почти пустую внутрь. Посмотрела, как жидкость впитывается в красный джемпер, и надвинула на колодец крышку.

Только после того, как Чарльз снова скрылся из виду, Вивасия позволила себе полностью осознать, что сделала.

Это не сон.

Не заскок в голове, которую Чарльз всегда называл глупой. Не фантазия.

Это реальность.

Вивасия подняла корзинку и ушла.

Она села на крыльце дома, совсем позабыв о крыжовнике. И подумала, что просидит здесь дни, недели, может, даже годы. Пространство позади ее дома – этот прелестный пейзаж, до сих пор не затронутый машинами, не застроенный кирпичом, не залитый цементным раствором, теперь замаран.

Вивасия улыбнулась и подставила лицо солнцу. Цена невысока.

– Ты видела его?

Голос был такой строгий, такой хриплый, что Вивасия его не узнала.

Она вздрогнула, выпрямилась, притенила глаза ладонью и обнаружила, что смотрит на Джеки Дженкинс.

– Джеки… – Вивасия поднялась на ноги.

Она не встречала эту женщину целую вечность.

Вспомнила день похорон – прошло уже три года, – протянутую Джеки руку, несказанные слова: мы обе остались одни, мне нужна дочь, тебе – мать. Один раз она зашла к Джеки, и ничего