Тайна озера самоубийц - Анна Велес

Илья закрыл и этот шкаф, отошел от него, будто бы снова заставляя себя отвлечься от неприятных мыслей. Он упорно не хотел вспоминать о смерти Горского, как и о других печальных событиях последних дней. Журналист буквально пытался запретить себе об этом думать.

Он тут по делу. Только так и чисто из эгоистических побуждений. Ему нужно разобраться со своими делами. Решить, как самому жить дальше. А это все потом, когда отболит и откипит…

Следующий шкаф. Илья смирился с тем, что не получится отвлечься. Здесь лежали детские рисунки Амелии. А еще – аляповатая розово-бирюзовая именная ручка Клары, явно с ее подросткового возраста. Небольшая статуэтка – первый приз писательницы. Тут были и тонкие нотные тетрадки Анны, а в самом низу шкафа нашелся даже потрепанный старый футляр для скрипки, на котором было выгравировано имя младшей сестры.

И, конечно, были фотоальбомы. Объемные, с красивыми дорогими обложками, заполненные фотографиями с концертов, выставок и выступлений. А еще – сотни семейных снимков, и с каждого смотрели улыбающиеся лица трех сестер. Такие счастливые, с теплотой и любовью в глазах. Потому что, Илья это понимал, каждая из них смотрела на брата, в тот момент державшего фотоаппарат.

Он не стал смотреть все альбомы, их было много. Под ними лежали какие-то папки. Илья лишь приподнял одну из обложек. Там были вшиты листы с какими-то сканированными документами и наклеенными вырезками из старых пожелтевших газет. Нет, это надо смотреть внимательно, долго. Наверное, это какой-то архив Петра. Еще одно доказательство его любви к сестрам в том же старомодном стиле. Наверняка Горский собирал отзывы на произведения «своих девочек». Хотя… Газеты? Илья даже и не помнил, а существовала ли печатная пресса в те годы, когда сестры Горские начинали свою карьеру. Да и не важно. Не сейчас. Только то, что нужно экспертам, все остальное потом. Сейчас Илья не готов снова погружаться в дела Горских.

Он закрыл и этот шкаф. Настроение все же было испорчено. Илья никак не мог избавиться от мысли, что все эти собранные тут важные и счастливые для этой семьи моменты вели совсем не к светлому будущему. Любящий брат, отравивший Клару и себя, старшая из сестер Горских, убившая Анну и отправившая в психушку Амелию. Это не склад и не сокровищница. Это кладбище несбывшихся надежд какое-то!

Илья расстроился окончательно. Надо было уходить отсюда. Теперь это место давило на него, и он отправился прочь. Ему захотелось развеяться, поговорить с кем-то. Илья набрал номер полицейского, собираясь пригласить приятеля на ужин.

Василий выглядел несчастным, а еще усталым и чуть ли не больным. Но Илья не стал говорить ему об этом. Что-то такое было во взгляде полицейского, некоторое предупреждение этого не делать. И отчаяние, похожее на отчаяние Горского.

– Остаешься? – поинтересовался Василий, вяло выбирая из своей тарелки куски мяса.

Было понятно: спрашивает он об этом только из вежливости.

– Не знаю пока, – ответил Илья.

– Ну не важно. – Полицейский даже не задумывался о такте. – Поесть за чужой счет лишний раз все равно неплохо. А! Рассказать, как там дела?

Журналист только пожал плечами.

– Если хочешь. – На самом деле его мало интересовали полицейские новости. – Я просто тебя позвал поесть. Одному скучно.

– Извини, – помолчав, все же выдал Василий. – Как-то я все отойти не могу от этого дела. Погано так…

– Не ты один, – честно признался Илья. – Хочешь выпить?

– Безумно, – чуть ли не жалобно заявил ему приятель. – Но не надо. Если начну… То все. Давай правда о деле. Так проще. Хотя что сказать? Передал все уже в суд, неожиданностей ждать не стоит. Все мертвы. Петя, Клара, Аня…

Он окончательно помрачнел и отодвинул тарелку.

– Что с Амелией? – Илья прекрасно понял истинную причину его переживаний.

– Не посадят ее, – буркнул Василий. – Останется там… В клинике. Потом… Ну, может, когда-нибудь выйдет.

– Я не про это спросил. – Журналист видел, что-то не так.

– Она… – Полицейский на миг закрыл ладонями лицо. Скорбный и беспомощный жест. – Она все так же. Вернее, по сравнению с тем днем ей лучше. Так считает ее врач.

– Он да, а ты? – Илья даже не раздражался, что приходится тянуть из приятеля все чуть ли не клещами. Ему самому становилось все хуже. Изматывающее чувство горечи и сожаления. Вся та же бесконечная печаль, как будто Петр оставил ее приятелю в наследство.

– Все плохо, – признал Василий. – Она спокойна. В смысле, не буйная, никаких припадков. Вообще ничего! Они называют это глубокой депрессией. По мне, она слишком глубокая.

– Амелия… она ничего с собой не сделает? – Илья искренне забеспокоился, хотя сам понимал: такой исход был бы логичен.

– Нет. – Казалось, выкладывая все это журналисту, полицейский немного успокаивается. – Ей наплевать на все и всех. И даже на себя. Мне кажется, она даже не понимает, жива она или нет. Совсем как-то… Как кукла механическая.

– Наверное, это действие препаратов, – предположил Илья.

Василий только отрицательно покачал головой.

– Я бываю там постоянно, – рассказывал он похоронно ровным тоном. – Слежу. Списал даже все их названия, этих препаратов. В интернете смотрел. Специалистов этих расспрашивал, достал всех там, наверное. Но и ладно! Ничего такого ей не дают. Да и нет смысла, пока она в таком состоянии. Понимаешь? Она сама стала такой! Тень себя! Ходит, ест, спит. Всех узнает, меня тоже. Но… говорю же, как кукла.

– Она что-то говорит? Если она тебя узнает, разговаривает? Как-то на тебя реагирует? – выпытывал журналист. Сейчас он искал любую мелочь, чтобы успокоить приятеля, дать ему какую-то надежду.

– Ничего, – все так же убито-ровно ответил полицейский. – Она вообще не говорит, только сидит и смотрит. На меня, на врача, в окно, на потолок. Все равно. Ей все равно. Она на самом деле нас не видит, ничего не видит. Будто не здесь сама. Если что-то спросить, она может кивнуть или мотнуть головой.

Он помолчал и потом нехотя признался.

– Я пытался, – сказал Василий. – Вывести ее. Говорил всякое о нас с ней. Раньше ее бесило, если я ее упрекал. Говорил о семье, о Кларе и Ане. Специально о Петре. Она безумно любила брата. Я даже думал, что у них что-то есть. Ну… Нездоровое. Между ними. Все не так, но я даже это выдал. Самому было противно. А она… Будто и не слышала. Врач тоже старается. Он там что-то такое изобретал, что-то ей вещал, свои психиатрические фишки. Короче, тоже пытался ее вывести. Все бесполезно.