Узник концлагеря Дахау - Александр Бабин

– Придется у тебя, герой, красивую рубашку проколоть, не жалко, – посмотрев на Ивана. Иван одобрительно кивнул.

Военком, приколов Семену орден, пожимая ему руку, спросил:

– Солдат, что надо сказать?!

В зале не прекращался смех.

– Спасибо, дядя военный! – Семен громко ответил, погладив ладонью свой орден.

– Носи на здоровье, – военком выдавил слова, еле сдерживая смех.

Семен подбежал к отцу и обнял его за ногу:

– Папка, ты у меня самый смелый! – прокричал он слова, спрыгнул со сцены и ветром выбежал из зала.

– Это куда же наш орденоносец помчался, – смеялся военком.

Из зала кто-то из сельчан выкрикнул:

– Побежал ребятишкам орденом похвастаться. Я бы тоже побежал, правда, в сельмаг за бутылкой.

Зал еще громче залился смехом.

– Товарищи, – серьезно сказал военком. – Мне лично позвонил Герой Советского Союза Суворов Александр Васильевич и попросил от его имени поздравить с наградой вашего земляка, гордитесь им, он спас ему жизнь. Обещался навестить героя, так что встретьте его по-ключански.

– Встретим, не беспокойтесь, это мы умеем, меха у гармони порвем, – ответил за всех Ермолов Михаил.

Иван стоял и сквозь слезы пытался улыбаться, но не получалось. Председатель, видя его замешательство, подошел к нему и положил руки ему на плечи:

– Что ты, Иван, не надо, понимаю, все уже позади. Жизнь она ведь не всегда полоска белая и темная проскальзывает, – говорил по-отцовски.

Иван смотрел на военкома и не слышал, о чем он говорит, но, видно, речь идет о нем, если все время показывает на него рукой. Все мысли о шофере, который их вез с Остапом из Дахау, сдержал фронтовое слово, рассказал о них взводному. Об историях со счастливым концом пишут писатели в своих книжках, в жизни все происходит наоборот, – вспомнил слова Остапа. Интересно, что он сказал бы в этот раз, увидев, как ему торжественно вручили орден. Так орден полагается и другу, вместе танки подбили.

Уполномоченный вдруг встал, подошел к Ивану и протянул ему руку. Иван тут же отрезвел и чуть вслух не сказал: «Чего это ты, уполномоченный, раздобрел к врагу народа» – и нехотя подал свою руку.

– Поздравляю, – эхом услышал он голос уполномоченного, не ответив в ответ спасибо, подумав:

Видать боится потерять должность, взводный узнает о его липовом протоколе и ему самому несдобровать. Дружок Михаил прав, таким людям, как уполномоченный, нет места на земле, боясь потерять власть, продадут мать родную, а родину им предать и говорить не приходится.

После окончания торжественного собрания к Ивану подходили земляки, поздравляли с наградой. Но всех больше радовался за него одноклассник Михаил Ермолов:

– Вань, к вечеру жди меня с гармонью, орден обмоем, так полагается, чтоб он был не последним!

– Я тогда пойду стол готовить, – сказала Татьяна, положив голову на плечо мужа.

– Миш, приходи вечером, я сейчас дойду до отца, обещал ему крышу в конюшне починить, дел часа на два и Семку за одним поищу. – Иван высказал слова о починке крыши специально, ему натерпелось увидеть сына, он первый раз назвал его папкой. Так хочется, чтобы сын его обнял, прижался своим маленьким телом, оно ведь родное.

Из клуба вышел Петр Никифорович, следом председатель. Подошли к Ивану:

– Василий Степанович, вечером приглашаю в гости, супруга стол накроет, обмоем орден. Мишка говорит, чтоб он был не последним.

Дружок его поправил:

– Конечно, будет и второй, – напарник был готов идти в пляс, от радости ходил кругами.

Иван продолжил словами, высказанными в его адрес председателем:

– Видать, и вправду белая полоска у меня только начинается…

Иван, идя с отцом центральной улицей, свернули на свой порядок. Напротив двора деда Самойла бегали ребятишки, среди них был и «орденоносец». Петр Никифорович с ухмылкой сказал:

– Сейчас Семку домой не загонишь, с орденом спать будет, а Иван? – не скрывая радости за сына.

– Пожалуй, – Иван с тяжестью в груди произнес слова, все еще не веря, что в его жизни черная полоса осталась в прошлом.

Семен, заметив отца, побежал к нему навстречу, расставив в стороны руки, подбегая, прыгнул. Иван, поймав в полете сына, прижал к себе:

– Папка, знаешь, как я тебя люблю, вон как то большое облако, – показав рукой на небо.

Иван ощутил тепло маленького родного тела, вот оно счастье, сын его признал. Посмотрел на небо, прямо над головой плыли белые, как лист бумаги, кучерявые облака. Странно уж больно: они похожи на облака, когда с женой праздновали свадьбу. В тот день пошел дождь, если и сейчас пойдет, пусть смоет все плохое, что ему пришлось пережить за эти годы.

– Мужики, маво табаку сахарного не покурите, – раздался голос деда Самойла, он выходил в открытую калитку из своего двора. – Уважьте соседа, бабка запрещает в избе курить, добьется она у меня – выгоню ее жить в курятник, – проворчал он такие слова.

В открытой форточке высунулась голова его жены:

– А кто тебе блины испечет, петух ты крашенный!

– Слышали?! Вот ворчливая баба, слово не дает сказать, – садясь на лавочку.

Петр Никифорович решил посмеяться над качеством предлагаемого соседом табака:

– Твой сахарный табак горло дерет, если что моль им травить.

В это время друзья Семена подбежали к Ивану, окружив его. Курносый мальчишка в сатиновых штанах на босу ногу дернул Семена за ногу:

– Сем, давай быстрей, мы тебя ждем играть в догонялки, – протараторил он пулеметом слова.

Семен, разжал руки на шее отца, спрыгнул на землю. И ребятишки гурьбой побежали по порядку, сверкая голыми пятками. Иван, смотря им вслед, подумал: детство для человека самая счастливая пора, пусть оно у них подольше продлится, а в их жизни никогда не будет войны:

– А я, батя, покурю, уважу Самойла Никитича, – Иван с теплотой в голосе проговорил слова, назвав полное имя соседа, все еще находясь под впечатлением «суда» над ним. Подойдя к соседу, подсел к нему на лавочку.

Дед Самойл достал из кармана пиджака кисет с листками газетной бумаги, протянул их Ивану:

– Табаку не жалей, нынче год урожайный! Самосад свиным настоем поливаю, а то, что для него речная вода, никакой крепости. Мой табак до пят пробирает, магазинный ему не чета!

Иван засмеялся, вспомнил, как утром отец говорил, что его табак как раз пахнет свиным навозом.

Дед прокашлялся:

– Семка похвастался орденом, забежал в избу ураганом, аж занавески на полатях закачались, весь порядок оббежал. Вот сорванец! Растет душевным парнем, нас с бабкой гольянами обкормил. Я уже рыбой пахну, а не табаком.

Иван, слушая соседа, думал: дед Самойл, как и