Современный зарубежный детектив-15. Книги 1-16 - Рада Джонс

– Теперь мы знаем, что Брюэр и Голдберг заслужили то, что с ними случилось. И, наверное, мне от этого легче.

Глава 18

Весь последний год, или даже больше, он жил в мотелях, нигде не задерживаясь надолго. Расплачивался только наличными, старался избегать камер, носил очки и бейсболки, скрывающие лицо. Он следил за расследованием, начиная каждое утро с просмотра всех доступных новостных каналов в интернете, и знал, что детективы, стремящиеся его поймать, уже очень близки к разгадке, хотя сами, возможно, не подозревают насколько.

Заговорил Алекс Стоун. Брат Джессики написал серию постов на фейсбуке о сестре, подкрепив их трогательными фотографиями девушки. Пролистав комментарии, он обнаружил, что люди на его стороне.

«Сочувствовала семьям Брюэра и Голдберга, пока не узнала всю правду об этих двоих. Их место в аду», «Убивший Брюэра и Голдберга, кем бы ты ни был, знай, ты – герой», «Кто-нибудь вообще в курсе, что один из них, Кит Гроссман (приятель Брюэра и Голдберга), преподает в Вашингтонском университете? Что при этом делает администрация кампуса? Ни-че-го. Надеюсь, Гроссман следующий».

Героем он себя не чувствовал. «Интересно, они сильно расстроятся, узнав, что следующим был не Гроссман?» – вдруг подумалось ему. Возле дома Кита Гроссмана дежурили полицейские в штатском. Он наблюдал за домом профессора и вычислил их довольно скоро – неприметный, побитый жизнью «Понтиак» и двое молодых офицеров внутри.

Мать убитой Дейдры Хьюз дала интервью для местечковой газеты в Лейквуде, рассказав, что детективы проявили интерес к давно закрытому делу ее дочери. Люди прикрепляли фотографии и скриншоты в комментариях к постам Алекса и писали: «Вам нужны еще какие-то доказательства?», «В Сиэтле появился свой Декстер[189]». Он понятия не имел, кто такой Декстер, и не испытывал восторга от того, что делал. Ему нужен был Гроссман, именно он привел свою студентку, его дочь, на растерзание бешеным псам, как ягненка на заклание, но пока трое из них были еще живы, рисковать он не мог.

Он не знал, куда ему идти. В голове против воли выстроился знакомый маршрут. Казалось, закрой он глаза, все равно рано или поздно нашел бы место, которое долгие годы считал своим домом, где вместе с женой оставил часть своего сердца, разорвав его на куски голыми руками.

Припарковав машину там, где привык, он переступил через низкий забор палисадника и подошел к задней двери – никто не должен был видеть его в таком виде. Было уже поздно, улица спала, приземистые дома соседей следили за ним темными, пустыми глазницами окон, и его опасения казались бессмысленными.

В их доме тоже было темно, он выглядел безжизненным и неухоженным. Газон на заднем дворе, раньше напоминавший мягкий кашемировый свитер, теперь покрылся проплешинами и порос сорняками. Цветы в клумбах пробивались сквозь останки своих предшественников. В ночном туманном воздухе стоял запах прелости: листьями забилась система водостока на крыше. Ему всегда нравилось наблюдать за женой, пока она возилась в саду. Нравилось, как она все устроила: плодовые деревья осенью обсыпало огромными красными яблоками, беседка, увитая колючей ежевикой, каменные дорожки, по которым их дочь бегала босыми ногами, клумбы, цветущие круглый год. Нравилось, когда жена возвращалась в дом, пахнущая землей и скошенной травой, когда от солнца веснушки на ее плечах и скулах становились ярче. Он любил запираться с ней в ванной. Она жаловалась, что у нее земля под ногтями и вообще она вся липкая от пота, но он играючи ломал ее шутливые сопротивления поцелуями в шею, и в такие моменты они снова чувствовали себя подростками. Картинки, на которых он обнимает свою смешливую, потрясающую, ласковую, рыжую до невозможности жену, мать его единственной дочери, сменились страстной остротой Джиа Хейгер, и он снова испытал болезненное, отравляющее чувство вины.

Что, если ее нет? Может, она уехала к родителям? Холод, исходящий от дома, казался почти могильным, а запустение наталкивало на мысли, что она давно не здесь.

Он открыл дверь своим ключом и оказался на темной кухне. На ощупь нашел выключатель на стене справа от себя и включил свет. Внутри, вопреки его ожиданиям, было чисто. Никакой грязной посуды или пакетов из доставки, полы сверкали, все лежало на своих местах и выглядело так, как он запомнил во время своего последнего визита несколько месяцев назад. Дом словно стал ее контейнером, цельнометаллическим оцинкованным гробом или огороженной территорией, внутри которой она могла существовать. Дом хранил воспоминания о дочери, и жене, должно быть, казалось, что, если она его покинет, они развеются, растеряются в огромном мире, ставшем непримиримым и чужим после смерти ее любимой, выстраданной девочки, рассеются в воздухе, их растащат на куски знакомые люди и незнакомцы своими сочувствующими речами и дурацким любопытством. Поэтому она и выбрала оставаться дома и поддерживать его в чистоте. Возможно, если бы у их дочери появилась могила, стало бы легче. Жена могла бы приходить к ней время от времени, говорить с ней, носить ей цветы, но псы, отобравшие жизнь их девочки, не оставили им даже этой малости: иметь возможность ее похоронить.

Поднявшись по лестнице на второй этаж, он обнаружил, что дверь в их спальню открыта, кровать заправлена и пуста. На муслиновый плед падал свет из окна, уличное освещение раскрасило комнату приглушенными, поблекшими цветами. Немного света пролилось в коридор. Он шел по ковровой дорожке, купленной женой на ярмарке, казалось, кто-то вел его за руку, как слепца. Мужчина смотрел на себя словно из сна: орнамент под ногами расплывался, воздух стал осязаемым, его движения медленными, а дыхание учащенным и слишком громким. Он остановился возле двери в комнату дочери и толкнул ее.

Жена спала на боку на узкой девичьей кровати поверх пушистого белого пледа. Ее фигура изменилась. Круглые мягкие бедра, которые ему всегда нравились, растаяли, под почти невесомым хлопком ночной рубашки проступали ребра и позвонки. В руках появилась хрупкость, а поджатые ноги были неестественно тонкими. Со спины она напоминала ему их дочь. Когда он вошел, она обернулась на звук, будто и не спала вовсе, и прижала ладони ко рту. В какой-то момент он решил, что она закричит, но вместо этого жена включила ночник, поднялась с кровати и подошла к нему ближе. Лицо у нее тоже осунулось, кожа натянулась на скулах и пожелтела, веснушек почти не было видно.

– Господи, – прошептала она, въедливо рассматривая его с головы до пят. – Что с тобой случилось?

Он стоял перед ней в камуфляжных брюках и в футболке цвета хаки, весь покрытый