Стамбульский ветер - Алеся Кузнецова

Я слушала Мэта и ловила себя на мысли, что мир продолжает дышать – даже если внутри все застыло. Я отключила звонок и посмотрела на Эмина. Он, глядя в одну точку, листал что-то в телефоне. Я заглянула в экран и увидела фотографию из музея в Новогрудке: мой сын, Мэт и их бабушка. Все было написано на их лицах. Родинка – всего лишь деталь. Машинально я коснулась ее на руке Эмина. Он сидел так, будто впервые слышал биение собственного сердца и не знал что с этим делать. Тело никогда не врет – оно все помнит, даже то, что от нас пытаются спрятать. Я коснулась его темных волос с легкой проседью и тихонько спросила:

– Но кто же тогда Сесиль? И как она связана с твоей семьей?

Глава 40. Сад

Летний вечер. Солнце еще цепляется за кроны старого сада в Новогрудке, но уже чуть слышно стелется запах сырой травы и печеного теста. Кому-то может показаться странным – лететь сюда из разных стран, собираться большой семьей за длинным деревянным столом под кривой яблоней. Но в нашей семье нет ничего обычного. И мы принимаем это как факт.

Мама Эмина, Елена Васильевна, испекла домашний хлеб и пирожки. Ее муж принес на стол квас, что готовит в больших бочках в собственном погребе. Я боялась, что ему будет непросто принять Эмина и то, что скрывала от него жена, думая, что потеряла своего первого сына, но он оказался на редкость простым и мудрым человеком. Я запомнила его присказку и не раз повторяла в шутку Эмину: “Жена – не книга. В ней закладок не ищут, а читают всю целиком, как есть." Главное – что теперь вся правда за этим столом.

Под яблоней пахнет всем сразу – пирожками, квасом, восточными сладостями, свежесрезанной мятой.

Моя мама привезла деликатесы – сыр в вощеной бумаге, оливки, вяленые помидоры и какие-то непонятные баночки с заморскими названиями. Она ставит их на край стола осторожно, будто все еще проверяет, не слишком ли много ее здесь. Но этот стол – для всех. И она тоже – часть нашего «всех». Тимур удивляется, какие разные у него бабушки и с каждой находит свои интересы и темы.

В торце длинного стола мне улыбается Таня – мама Мэта. Тимур всегда просит ее приготовить к нашему приезду мачанку и говорит, что у меня такая не получается, сколько бы рецептов я ни перепробовала. Татьяна Владимировна, как привыкли ее звать в школе, где она учит детей белорусскому языку, всегда знает, кто на кого ябедничает за спиной и сторого присекает такие вещи. Сейчас Таня сидит тихо, рядом с ней – ее муж, милиционер. Он крутит в руках ключи и все время поглядывает на ворота, будто даже тут, под яблоней, он все еще на дежурстве.

Я смотрю на Таню – и каждый раз в голове щелкает: «Сестра Эмина. Тетя Тимура. Мама Мэта. Того самого Мэта, который буквально свалился нам на голову и объявил, что, согласно тесту ДНК, он нам родня. Я тихонько усмехаюсь своим мыслям и киваю Эмину на них с Тимуром:

– Спорим, они сейчас рассказывают Самире, как раскопали всю эту историю и собрали всех заново? – Эмин поглаживает мою ладонь и убирает с лица упавший локон. Я смотрю, как Таня в это время подливает квас в стакан Эмину и тихонько поправляет ему воротник. Он сначала дергается, потом улыбается – и не убирает руку сестры, которую не знал столько лет. А я вспоминаю нашу первую встречу в этом доме – неловкие слова, слезы и робкие первые объятия.

Муж Тани, придвигается ближе ко мне и вдруг говорит так, что слышат все:– Главное, чтобы теперь никто никого не терял. А если кто и потеряется – найдем. Работа такая.

Все смеются, а Тимур переводит его слова Самире. Младшая сестра Эмина, выросшая под знойным солнцем кутается в принесенный плед. Она пока с трудом говорит по-русски, но с каждым приездом понимает все больше. Самира приготовила свой фирменный плов – с курагой, кардамоном и мягкой бараниной, так, как делала их бабушка на больших семейных праздниках.

Бабушка… Мы по-прежнему редко произносим ее имя вслух, потому что, когда вмешался отец Мэта и запросил старые архивные документы у коллег, стало очевидно, что именно Саида прилетела в Москву накануне рождения Эмина и подкупила санитарку, которая записала моего мужа как умершего мальчика по имени Никита. Это она скрывала жизнь Эмина даже от собственного сына, пока тот не вернулся в ее дом и не согласился жениться на местной девушке, которую Саида для него выбрала.

На нашей свадьбе Тахир впервые встретился с мамой Эмина спустя столько лет. Не знаю, было ли им что сказать друг другу, но свадьба прошла на удивление спокойно – как сказал Кемаль: «А все потому, что выбрали правильный отель для нее.»

Но сколько бы я ни отвлекала себя на то, что мы сумели выстоять и вернуть себе прощение и правду, восстановить свои корни и увидеть, как расцвел наш новый сад, мои мысли снова и снова возвращаются к Саиде. Вчера вечером Самира тихо рассказала нам про найденные после ее смерти дневники. Теперь мы знаем почему Саида стала такой жестокой и ненавидела «западную кровь». Она родилась у женщины, которую считали опозоренной. Ее мама Далия посмела поднять глаза на европейца, гостившего в доме отца и тот посватался к девушке. И хотя предложение было отвергнуто отцом и ей все-таки удалось позже выйти замуж и родить Саиду, пятно на женщинах семьи осталось навсегда и это чуть не расстроило помолвку подросшей Саиды с Нодаром. Нодар стал не только мужем Саиды, но и смыслом ее жизни. Она любила мкжа отчаянно и готова была скорее умереть, чем допустить вторую жену в дом. Она стала идеальной хозяйкой, хранила все традиции. Но однажды ее Нодар влюбился в француженку, и та родила ему дочь Сесиль. Для нее эта девочка стала живым доказательством того, что позор матери удвоился и вернулся, стал семейным проклятием. Она не могла запретить Нодару помогать ребенку, но сделала все, чтобы в их доме никогда не звучало имя девочки и ее матери. Всю свою любовь она перенесла на единственного сына Тахира. Он был ее надеждой, тем,