Современный зарубежный детектив-11. Книги 1-19 - Сол Херцог

Он сел за стол и уставился на пустую стену перед собой.

Он никогда не украшал офис, даже не распаковывал компьютер и не устанавливал телефон. Там были те же голые стены, тот же пустой стол и простые стулья, как и в тот день, когда он впервые сюда вошёл. Всё это было фикцией. От него не ожидали настоящей работы, и никто даже не пытался…

предоставить ему средства для этого. Он был номинальным главой, чучелом , как постоянно выражались московские чиновники, и находился там исключительно для того, чтобы подтвердить заявления Кремля об автономии региона.

Он затушил сигарету в старой кофейной кружке и уже собирался пойти попросить новую, когда в дверь постучали. Дверь открылась прежде, чем он успел что-либо сказать, и он с удивлением увидел в дверях седое лицо Анатолия Колесникова.

«О», — сказал он, не в силах скрыть смятение в голосе. Булавин плохо знал Колесникова, но смутно представлял, кто этот человек и какие идеи он отстаивает. Этот человек был военным преступником, если говорить прямо. Хладнокровным убийцей, замешанным в бесчисленных злодеяниях. Булавин чувствовал себя отчётливо неловко в его присутствии.

«Не говорите так взволнованно», — сказал Колесников, входя в комнату и плотно закрывая за собой дверь.

«Генерал Колесников», — сказал Булавин, слишком поздно пытаясь взять себя в руки. Он поднялся на ноги — это потребовало больше усилий, чем он мог себе представить, — и протянул руку. «Слышу, можно поздравлять».

Колесников так энергично потряс ему руку, что чуть не вырвал её из сустава. «Я слышал, ты сам получил повышение», — сказал он.

Булавин пожал плечами. Они оба знали, что означает повышение в нынешних обстоятельствах. «Надеюсь, мы оба доживём до того, чтобы им насладиться», — слабо проговорил он.

Колесников придвинул дешёвый пластиковый стул, который Булавин приберегал для гостей, и сел. Он достал из кармана пальто сигареты и сунул одну в рот. Он отвернулся, прикуривая, словно человек, привыкший больше курить на ветру, чем в помещении. Когда он предложил одну Булавину, тот с жадностью её схватил.

«Итак, — сказал Булавин, — чему я обязан...»

«Прочтите это», — сказал Колесников, вытаскивая из кармана куртки мятый конверт.

«О», — пробормотал Булавин, глядя на него. «Что это?»

«Это ваш сценарий», — сказал Колесников.

"За что?"

«Пресс-конференция».

"Я не понимаю."

«Шипенко тебе не сказал?»

«Скажи мне что?»

Колесников пожал плечами. «Мы сейчас, наверное, все выполняем приказы на ходу».

"О чем ты говоришь?"

«Вы всё поймёте, когда прочтёте записку», — сказал Колесников. «Никто толком не знает, что сейчас происходит. Я знаю только, что он не хочет, чтобы вы тревожились».

«Встревожены? Боюсь, уже поздновато».

«Ну, постарайся не вчитываться в эту речь слишком глубоко. Это всего лишь рекламный трюк, не более того. Твоя задача — читать слова именно так, как они написаны.

По-видимому, это своего рода уловка со стороны СМИ».

«Приманка и подмена?»

«Знаете? Вызвать у них эмоции, взбудоражить их, а потом в последний момент изменить диалог для максимального эффекта. Это старый пропагандистский трюк».

«Я не уверен, что я подходящий человек для рекламного трюка», — сказал Булавин.

«Теперь вы — лицо администрации, — сказал Колесников. — Полноценный губернатор объединённой области. Им нужно, чтобы вы были в авангарде этого процесса. Чтобы он выглядел убедительно».

Булавин даже не смог улыбнуться. Он затянулся сигаретой и стряхнул пепел в кофейную кружку.

«Ты мне не веришь?»

«Дело не в этом...»

«Послушай, — сказал Колесников. — Как мужчина к мужчине, ты не хочешь всё испортить, поверь мне на слово. Осип Шипенко — человек, с которым шутки плохи».

«Нет», — согласился Булавин, вспоминая, что ему пришлось сделать в гостиничном номере. Ему придётся найти способ жить с этими воспоминаниями, жить с тем, что он сделал.

«То есть, — продолжал Колесников, затягиваясь сигаретой, — у этого человека лицо словно в блендере измельчили. Представьте, что он готов сделать с вашим».

Булавин кивнул. В этом его не нужно было убеждать. Он и так боялся Шипенко. Колесникова он тоже, кстати, боялся.

Он был так напуган, настолько многого, что единственной причиной, по которой он всё ещё мог функционировать, было то, что он был в каком-то оцепенении. «Я так понимаю, там произошла какая-то авария на производстве», — сказал он.

Колесников усмехнулся. « Промышленные », — саркастически сказал он, и у Булавина сложилось впечатление, что в этой истории было ещё много такого, чего он не знал. Правда была в том, что он не хотел знать. Он вообще ничего не хотел знать.

«Вы не собираетесь его читать?» — спросил Колесников, кивнув на конверт, лежавший на столе.

Булавин взглянул на него, затем неохотно взял и развернул. Как и сказал Колесников, это был текст пресс-релиза, и, когда он читал текст, его руки снова затряслись. «Как же я…» — пробормотал он. «Как же я буду это читать?» Руки его так дрожали, что он едва мог держать лист.

«Я же тебе говорил, — сказал Колесников, — всё это уловка. Не воспринимай это буквально».

«Это вызовет возмущение».

«Все это было учтено».

«Это меня убьет», — сказал он.

Колесников пожал плечами, словно это его мало беспокоило. «Думаю, Шипенко уже внушил вам, что есть вещи и похуже гибели».

«Вы не можете этого говорить серьёзно», — пробормотал Булавин, выпуская газету из рук. «Народ взбунтуется».

«Позволь мне кое-что тебе показать», — сказал Колесников, встал и подошёл к окну. Булавин неохотно последовал за ним, уже уверенный, что ему не понравится то, что он сейчас увидит.

Из окна открывался вид на центральную площадь города. Она выглядела уже не совсем так, как до войны, но всё ещё играла роль места сбора. Булавин и раньше замечал, что солдат толпилось больше обычного, но теперь понял, почему. Вся территория готовилась к мероприятию. Бригада возводила сцену с подиумом в центре, а техники устанавливали стойки и кабели для освещения и громкоговорителей.

«Они готовятся к пресс-конференции, — сказал Колесников. — Она будет масштабной».

Булавин это видел. Пресса, если это слово вообще можно было использовать для обозначения толп продажных писак, якобы передающих новости для кремлёвской цензуры, была на высоте. Десятки операторов и репортёров, причём не только местных, но и крупных московских СМИ, явно получили указание чего-то ожидать.

Булавин снова взглянул на бумагу на своем столе, на слова,