Современный зарубежный детектив-11. Книги 1-19 - Сол Херцог

Он покачал головой. «Я в это не верю».

«Верить во что?»

«Ты в восторге от этого парня, да?»

«Я не милый...»

«Он уехал звонить своей девушке в Америку, — сказал Риттер, — а ты ждешь его здесь, как какая-то обиженная домохозяйка».

«Я жду, потому что знаю, что он вернётся».

«А что, если это не так? Ты только посмотри».

Она на мгновение взглянула на экран телевизора, а затем сказала: «Выключи его».

Риттер не стал его снимать, но подошел к вешалке и начал надевать пальто.

«Пойдем», — сказал он.

Она покачала головой.

«Ты шутишь», — сказал он, недоверчиво покачав головой.

«Я не приду».

«Но почему? Ты придумал план…»

«Потому что я не могу», — сказала она, повысив голос. «Не могу. Пока нет».

«Ты его потерял».

«Просто уходи», — сказала она. «Если захочешь увидеть меня снова, я буду у телефона-автомата на набережной в полночь».

«Я в это не верю», — сказал он.

"Мне жаль."

«Как только я уйду…»

«Просто уходи», — сказала она, и ее голос прозвучал холоднее и резче, чем она хотела.

«Ты поступаешь неразумно», — сказал он, открывая дверь. И он так и сделал. Он ушёл. Он вышел и закрыл за собой дверь. Она смотрела на неё ещё минуту после того, как он ушёл, а затем подошла к окну и смотрела, как он уходит по улице.

Она разрывалась на части. Она знала, что он прав. Она действовала неразумно, и было ещё не поздно бежать за ним. Но она этого не сделала. Она осталась на месте.

OceanofPDF.com

42

На лице Колесникова, выходя из кабинета Булавина, промелькнула презрительная усмешка. Ему нравилось видеть, как другие корчатся, а Булавин корчился так сильно, что едва мог разобрать слова на распечатке, которую дал ему Колесников.

Ожидая появления шаткого лифта, Колесников подумал, что у него особый дар распознавать слабость. Ещё в детстве он обладал шестым чувством, позволяющим ему находить самого слабого ребёнка в классе. Казалось, у него было врождённое понимание того, что делает человека уязвимым.

Он чуял это, словно свинья, роющаяся в поисках гриба, и учуял этот запах от Петра Булавина. Такой человек ни за что не выживет в надвигающемся на него водовороте.

Лифт прибыл, и он спустился в вестибюль. Там было больше солдат, чем обычно. Некоторые из них встали по стойке смирно, когда он проходил мимо, но многие не обратили на это внимания. Дисциплина была ужасной.

Однако слухи разносились. Среди рядов разнеслась весть о том, что из Москвы прибыл кто-то новый, чтобы встряхнуть ситуацию. Шипенко был крайне скрытным человеком, ещё больше озабоченным безопасностью и сохранением своей незаметности, чем другие политики, с которыми сталкивался Колесников, и он полагал, что это из-за его серьёзного уродства. И всё же, казалось, все предчувствовали нечто серьёзное. Подготовка к пресс-конференции лишь добавляла этому энтузиазма.

Колесников нашёл капитана отряда по борьбе с беспорядками, который он собрал ранее, и убедился, что люди на месте, затем вышел из здания и пошёл через площадь, перешагивая через кучи мусора и обломков, разбросанные повсюду. У старого фонтана лежали раненые солдаты.

на земле, перевязанный, съежившийся под армейскими одеялами, промокшими от тающего снега. Он оглянулся на здание, на окно пятнадцатого этажа, где жил Булавин, и на мгновение задумался, прыгнет ли этот человек. Он так не думал. Не так уж и плохо было то, что ему поручили – просто прочитать объявление.

Колесников, конечно, видел и похуже.

Он прошёл мимо новостных съёмочных групп и репортёров, прикрывая лицо от камер. Он был удивлён, сколько национальных СМИ появилось на мероприятии – газеты и телеканалы из Москвы, Санкт-Петербурга и даже Ростова – и задался вопросом, не разослал ли Шипенко предварительные новости до своего приезда.

Если так, то он был ещё хитрее, чем предполагал Колесников, — настоящий гроссмейстер, играющий на четыре-пять ходов вперёд. Колесников знал, что с такими людьми нужно быть осторожнее. Именно их недооценивали. Они были самыми опасными.

Колесников считал себя одним из них. Он привык к недооценке соперников, к тому, что его считали просто грубияном, кувалдой в мире, где точные инструменты были в моде. Он предчувствовал, что скоро всё изменится. Он чувствовал, что его время вот-вот наступит. Этот Осип Шипенко был настоящим мастером, и Колесников уже был на верном пути.

Он добрался до ступенек здания суда на противоположной стороне площади и сел. На площади стояло несколько сотен человек, в основном солдаты и пресса, но и прохожие, предвкушая какое-то волнение, начинали привлекать внимание мирных жителей. Большинство из них понятия не имели, чего ждут. Кто-то включил музыку из динамиков, и Колесников узнал медлительные, оркестровые интонации гимна « Слава Луганску». Он задумался, уместно ли продолжать играть его теперь, когда государство официально аннексировано.

Он закурил и ждал. Он как раз стряхивал окурок, когда шум толпы начал меняться. Музыка резко оборвалась, и несколько охранников начали расчищать путь от здания администрации к сцене. Колесников поднялся на ноги, ожидая увидеть Булавина, но вместо этого увидел человека в форме курсанта, поднимающегося по ступенькам на сцену. Это была женщина, рыжеволосая, и, если он не ошибался, он узнал её по авиабазе в Миллерово. Она была слишком далеко, чтобы он мог сказать наверняка, но как только она достигла трибуны, её изображение проецировалось на…

На экране он увидел, что это действительно она. Как ни странно для человека, собиравшегося сделать заявление перед толпой, её волосы были растрепаны, а макияж размазан вокруг глаз. Похоже, она плакала, и Колесников догадался, что её, как и Булавина, принуждают к этому против её воли. Должно быть, он был не единственным, кто это заметил, потому что атмосфера в толпе начала накаляться, люди перестали разговаривать и замолчали.

Курсантка стояла у трибуны, наклонившись к микрофону, и обводила взглядом толпу, словно ища спасения. Фотографы щёлкали затворами и вспышками. Она откашлялась, затем робко начала говорить, но её тут же прервал громкий свист из динамиков. Она откинулась назад, испуганная, и Колесников подумал, что она вот-вот расплачется. Она посмотрела на звукорежиссёра, подождала немного и снова попыталась.

«Дамы и господа луганчане», – начала она робко дрожащим голосом. Он подумал, что это очень странный выбор – доверить ей начать речь. Она была слишком молода, выглядела слишком беспомощной, обнимала себя, словно защищаясь, и говорила так тихо, словно не хотела, чтобы её слова были услышаны. «Спасибо», – проговорила она дрожащим голосом, – «за то, что вы так быстро явились