Четвертая подсказка - Кацухиро Го

Судзуки, продолжая смеяться, слегка пожал плечами.

– Мертвый человек не может сам себя привязать к стулу. Он кинул тебя, предал? Или ты с самого начала собирался избавиться от него?

– Не знаю, но ведь это вполне могло быть и самоубийство? А после того как он умер, кто-то привязал его к стулу.

– Ха-ха, да, действительно… И это, значит, стало мотивом для твоих преступлений? История типа «я исполнил предсмертную волю мстителя, по вине родителей отвергнутого обществом». Трогательно, аж слезы на глаза наворачиваются! Практически повесть о настоящей дружбе, вызывающая сексуальное возбуждение у учащихся второго класса средней школы [61].

Улыбка Судзуки постепенно угасала.

– Кому нужен этот дешевый спектакль? Ты же не испытываешь никакого особого волнения. Хотел бы скрыть произошедшее – не упоминал бы с самого начала имя Хасэбэ.

– А у вас хорошо подвешен язык, господин сыщик. – Улыбка вернулась на лицо Судзуки. – Но ведь все это совершенно не объясняет, почему в полдень должно что-то произойти.

– «Дрэгонс» ты ведь тоже позаимствовал у Хасэбэ и его сына, верно? Твои слова про интерес к бейсболу – вранье. Хасэбэ был фанатом-«драконщиком», причем до такой степени, что даже в имени сына использовал иероглиф «тацу», «дракон». Возможно, это совпадение, но и второй иероглиф его имени, «ма», «лошадь» [62], – тоже один из знаков зодиака. В твоей загадке про Ёёги была подсказка про «лошадь». Она же стала и подсказкой на будущее. Так? Час Лошади по зодиакальным часам – промежуток времени с одиннадцати до тринадцати часов, истинный час – двенадцать часов, в колокол бьют девять раз.

Руйкэ поднял вверх девять пальцев, будто предлагая Судзуки их пересчитать.

– Сама игра «Девять хвостов» тоже ведь была скрытой подсказкой – «в полдень что-то произойдет», не так ли? Но фокус твой слишком изощренный. Обычно людям такие загадки не по силам. Однако за тебя, Тагоша, можно порадоваться: тебе повезло встретиться с таким прекрасным разгадывателем загадок, как я.

Судзуки не открывал рта.

– Что случилось? Ты что, не отмахнешься от моего объяснения? Не заявишь, что оно притянуто за уши? Если нет, значит, ты и сам признаёшь, что мой ответ правильный. А что, собственно, тебе остается? Даже если ты сейчас и придумаешь какую-нибудь отговорку, ничего уже не изменится. Все равно тебе придется испытать унижение, когда в полдень что-то случится.

– Что-то я себя нехорошо почувствовал… Мое мистическое озарение совсем не собирается работать. В этом, наверное, виноваты вы, господин сыщик.

– Как скажешь, я не возражаю.

– Правда? Даже если бабахнет?

– Угу. Я не из тех, кого это волнует.

Глаза Судзуки слегка расширились. Это был взгляд человека, забывшего о том, что надо разыгрывать спектакль.

– Всегда и всюду умирают люди. Не так? – Руйкэ выпрямил спину и посмотрел на Судзуки сверху вниз. – Если хочешь остановить игру сейчас, так и скажи. Ты же в любом случае отправишься в тюрьму. Будешь в одиночной камере каждый день, каждую ночь вспоминать мое торжествующее лицо.

Киёмия не мог определиться, правильна ли выбранная Руйкэ линия. Как до этого сам Киёмия – или даже в большей степени, – Руйкэ пытается выстроить отношения с Судзуки. Неравные отношения – такие, в которых он не проиграет Судзуки, а наоборот, сможет победить его.

Понимая это разумом, Киёмия в то же время не мог унять беспокойство на душе: «Ты это говоришь от чистого сердца? Тебе и правда все равно, умрут люди или нет?»

– Вы что, не думаете, что в полдень будет взрыв?

– Наверное, не будет. В противном случае ты уже приступил бы к игре. Твои слова про полдень тянут в лучшем случае на анонс перед игрой. Ты просто возбуждаешь интерес к своему рассказу, а затем говоришь: «Главное блюдо – после рекламы». В чистом виде сценарий, придуманный трехгрошовым писакой.

– Скажите, люди вас, наверное, не любят?

– Не знаю. Я же всегда ношу маску.

– Хм-м, – Судзуки пожал плечами. – Интересно. Господин сыщик, вы очень интересный человек. – Впрочем… – Он поднял лицо. – Похоже, нам с вами не суждено стать друзьями. Заявление про закадычных друганов я забираю назад.

– Это притом что я обеими руками за?

– К сожалению. Так всегда: чувства – всегда штука односторонняя. И когда ты в ком-то нуждаешься, и когда кто-то нуждается в тебе.

– Что тебя не устраивает? Поведешься со мной, потом расстаться не сможешь… Все про меня так говорят.

– Но ведь вы, господин сыщик, мне не дадите…

– Если ты о горечи поражения, ее ты точно получишь.

– Ну зачем она мне? Я и так бесконечное число раз испытывал ее. Смотрите, тут ее полным-полно. Живот забит под завязку.

– И что же тебе нужно?

Язвительный тон в речи Руйкэ исчез. Он тоже не может найти разгадку. И хочет ее найти.

– Ты вроде как обязан отвечать. К тому же у господина Киёмии вроде как оставался один вопрос, – Руйкэ направил на Судзуки указательный палец. – И смотри, не увиливай. Чтобы не было этих «без комментариев». На этот раз я отгадаю форму твоей мелочной душонки.

– Звучит интригующе, – с улыбкой произнес Судзуки, глядя на уставленный на него палец. – Звучит очень интригующе. Но ведь вроде как и полдень скоро наступит?

– Есть еще десять минут.

– Понятно. Кстати, господин сыщик. Скажите, бывало ли так, что вы хотели убить человека? – совершенно обычным тоном спросил Судзуки.

– Да, бывало, – ответил Руйкэ, сложив руки. – Разумеется, бывало. Изо дня в день такое бывает. Хотелось убить мужика, который рыгает в переполненном поезде, слишком сильно надушенную женщину, перекрашенного в блондина парнишку из круглосуточного магазина, который забыл положить мне в пакет палочки для еды. Я искренне надеюсь, что всех их покусают американские ядовитые ящерицы.

– Ну зачем же поручать такое дело ящерицам? Не лучше ли самому грохнуть разом всех тех, кто вас бесит? К тому же вам, господин сыщик, с вашей профессией не составит труда сделать так, чтобы вас не поймали.

– Я ж не Микки Нокс [63]. И вообще, что за манера – пропускать мои вопросы и задавать свои? У тебя что, не голова, а баскетбольный мячик?

– Ну зачем вы так? У нас же просто легкая беседа. Мы беседуем, чтобы поближе узнать друг друга.

– Это слишком хлопотно. Оно того не стоит. Вот причина, по которой я не убиваю людей.

– Ясно, – кивнул Судзуки. – То есть это не потому, что «убивать нельзя, так как убийство – зло»?

– Ой, прости меня. Тебе будет трудно продолжать, если я не дам такой ответ? Знаешь, не надо пытаться сыграть со мной на представлениях о добре и зле. Со