Мертвая живая - Николай Иванович Леонов

не пришло. Слишком хорошо он знал горячего и импульсивного Стаса. А еще принципиального… Даже наговорив лишнего, Крячко мог признать ошибку, извиниться, включить свое обаяние и вернуть хорошее отношение собеседника. Но только в том случае, если считал себя неправым. Не в этот раз. Он хоть и сожалел, но не о поступке, а о его последствиях. Кому понравится в один миг потерять все заслуги за десятки лет работы в уголовном розыске. Конечно, и дома будет тяжелый разговор, и переживать Стасу о таком придется годами. И все-таки Гуров был уверен, никогда не подумает его друг, что вернись время вспять, то он поступил бы по-другому. Нет, он сказал то, что думал: для чего нужна работа опера. Правда — вот смысл всех расследований, поиск честного и беспристрастного ответа на вопрос о том, кто и как совершил преступление. И все же при этом всегда можно оставаться человеком, видеть в преступниках не только злоумышленников и негодяев или лишь цифры в отчетах, а еще и испуганных людей, которые часто запутались в своей жизни и наделали ошибок. Да, они должны за них ответить и расплатиться, но цена этой платы может быть разной. И если в твоих силах помочь тому, кто жалеет, раскаялся и ищет пути, как искупить вину, то зачем ему отказывать.

И его долг как товарища — поддержать выбор Стаса. В конце концов, работа опера ведь когда-то должна была закончиться, однажды и он написал бы рапорт об увольнении и покинул навсегда небольшой кабинет в отделе уголовного розыска Главного управления, а на его место сел бы другой опер, который только начинает свой путь в расследовании особо важных дел. Просто это казалось чем-то далеким, спрятавшимся в туманном будущем, а сейчас внезапно стало близким и реальным.

Еще и в таких обстоятельствах… Не почетные проводы и не чествования от товарищей по отделу, а скандал и внезапное увольнение.

«Это не смерть и не болезнь, так что переживем», — Лев вздыхал и снова вжимал посильнее педаль газа, будто хотел ей передать досаду и тревогу, которые мучили его. Он приказывал сам себе: не впадать в отчаяние, наоборот, держаться и найти слова, которые сейчас нужны Стасу для поддержки и утешения. Есть жизнь после оперского отдела, может, и правда, потом Крячко будет рад этой ссоре и благодарен судьбе, что все так повернулось. Либо Юрцев остынет и не станет начинать работу в отделе с увольнения одного из опытных сотрудников. Он хоть и требовательный, но хитрости и опыта хватает, чтобы искать подход к каждому. Все успокоятся, и конфликт будет решен, все же взрослые люди.

Из-за мыслей о коллеге опер не успел продумать, как ему выстроить встречу со Светланой Кондратьевой. Хотя обычно старался составить список вопросов, продумать ходы для беседы. Но сейчас… что спрашивать: не вы ли убили своего мужа из мести?

Уже у выцветшей, перекошенной калитки он решил, что будет действовать по старой проверенной схеме — блефовать.

Хозяйка была дома, судя по свету люстры за тонкими шторами, и совсем не боялась непрошеных гостей. Ни собаки на привязи, ни крепкого замка. Хотя, конечно, и для воров на скромном дворике не было ничего заманчивого. Старая иномарка выглядывала из зарослей буйной травы, рядом развалившийся сарай — совсем не похоже на место обитания мошенницы, которой удалось увести из-под носа у налоговой миллионы.

Гуров стукнул в незапертую дверь, толкнул ее и шагнул в полутемный коридорчик. Пара шагов — и он оказался в небольшой комнате с низким потолком. Одним взглядом он оценил обстановку: застиранные шторы, пузатый диванчик, стол с клеенкой. Чисто, но все очень скромно, на грани бедности.

Правда, больше, чем ремонт и мебель, опера интересовала сценка, которую он успел застать. Две пожилые женщины сидели за накрытым столом с откупоренной бутылкой вина, бокалами и тарелочкой с простенькой закуской — яблоки и сыр.

При его неожиданном появлении высокая и тощая женщина ойкнула. Рука ее дернулась к толстому конверту, что торчал из дамской сумочки, и поглубже утопила белые уголки.

Гуров вежливо поздоровался, продемонстрировал корочки:

— Оперуполномоченный Гуров. Добрый вечер. Хотел бы побеседовать с вами о бывшем муже.

Он обращался ко второй женщине, внутренним чутьем угадав в ней хозяйку дома. Именно такой он и представлял себе Светлану, понятия не имея, как она выглядит. Сложилось его впечатление лишь на основании рассказа несчастной Ксении Рясько о своей товарке по отбыванию срока.

Но его мысленный образ совпал с реальностью. Невысокая, кругленькая, похожая чем-то на яблочко, которое лежало на тарелке. Тот же румянец на пухлых щеках, ощущение домашнего уюта и безопасности. Так выглядят хлебосольные дальние родственницы из деревни, к которым ты заехал на полчаса и задержался на полдня, не в силах отказаться от угощения и душевных разговоров. Ямочки на щеках и пухлых пальчиках, цветастое платье с домашними тапочками и небрежные кудряшки, забранные в пучок простенькой заколкой.

Конечно, поэтому Светлана-младшая и была так уверена в своем выигрыше в борьбе за Игорька. Разве таких тетушек боятся? Разве их считают соперницами в любовном сражении? Нет, с ними болтают об урожае яблок, рецепте пирога и приблудной кошке. Неудивительно, что Светлана Кондратьева так быстро смогла освоиться и подружиться с другими заключенными. Она вызывала доверие и расположение к себе.

Единственное, что позволяло проникнуть под внешний безобидный облик, — это взгляд женщины. Она смотрела без опасения, спокойно и уверенно, будто ничего страшного нет в том, что к тебе домой вечером вдруг заявляется полковник уголовного розыска.

Она не засуетилась, как ее товарка по застолью, не смутилась, а лишь кивнула в ответ:

— Да, можем поговорить на кухне. Давайте налью вам чаю.

Гуров успел поймать испуганный взгляд ее подруги, но Кондратьева уже прошла к двери, которая вела на кухоньку, и позвала его:

— Проходите.

Гуров оценил ее маневр. Обычная вежливость, чтобы никто не помешал разговору, никаких отнекиваний или капризов, все доброжелательно, будто его тут ждали. И в то же время Светлана ловко увела его из комнаты, явно не желая, чтобы он рассматривал ее гостью. Он вызывал у той сухопарой, высокой женщины страх, и Кондратьева не хотела, чтобы он это понял. А еще сразу принялась возиться с чашками, сахаром, задавая вопросы:

— Вам с молоком? У меня свежее, деревенское, соседка приносит.

— Сахара две ложечки хватит или послаще любите?

— К чаю вроде что-то было, кажется, конфеты. Вы едите сладкое?

Вроде бы обычное вежливое желание угодить гостю, подать ему чай, как он любит, угостить самым лучшим. И в то же