Мертвая живая - Николай Иванович Леонов

Она тяжело вздохнула:

— Извините, вы же про Свету хотите знать, а не обо мне. Всего два года назад развелись, до сих пор я переживаю, простить не могу.

— Рассказывайте, потом разберусь, что важно. — Оперу было неловко от сегодняшнего вечера. Иногда приходится в своей работе выслушивать чужие тайны, и не всегда это информация о том, где спрятано тело. Часто и вот такие сердечные откровения.

Елена Юрьевна отмахнулась:

— Да там и рассказывать-то нечего. Про развод я даже детям своим ничего не говорила сначала. Стыдно было, мне казалось, что это я виновата. Что сама осталась одна, без дома, без денег! Я себе места не находила, мир рухнул, казалось. И Света это почувствовала. Однажды спросила, почему я заплаканная, и как-то вышло, что вот поделилась я своей бедой с ней.

Оказалось, что у нее история еще хуже… Ее предали, как и меня. Ее обманули, как и меня. Мы обе — жертвы. Жертвы мужской лжи и предательства. Только она в тюрьме, еще хлеще. У нее муженек не только все отнял, а еще и за решетку отправил. Подставил на работе, потому что знал, она так просто на развод не согласится, заберет половину. Да что там половину, ей вообще весь бизнес должен был принадлежать. Она же — голова, и юрист, на бухгалтера выучилась, в транспорте и логистике лучше любого мужчины разбирается. И в людях тоже, кроме своего мужа. Любовь — она ведь такая, глаза застилает. Ведь и не подумаешь, ну как же, предаст он меня. Мы же друг за друга горой, я ему и детей, и душу, и себя. А тут… короткая юбка, мордашка свежая — и ты в помойке.

Женщина выпрямилась:

— Знаете, мне Светлана помогла на все другими глазами посмотреть. Что не я виновата, а муж. И не просто виноват, а еще и повел себя, как скотина. В общем, на этой почве мы сдружились. И когда Света попросила у меня место для встреч клуба, то я согласилась. Официально оформили это как художественную секцию. Они и правда стенгазеты делали для отрядов, оформляли к праздникам актовый зал. А еще … — Худое лицо заострилось. — Думали, как отомстить своим обидчикам. Светлана находила таких девчонок, кто попал за решетку несправедливо, и объединяла для взаимопомощи.

— Клуб «Талион»?

Елена кивнула, голос ее стал тише, осторожнее:

— Светлана же, она была не одна такая. Там, в колонии, многие женщины… у многих были похожие истории. Предательство, обман, жестокость. Мужья, партнеры, отцы — не важно. Важно то, что их привели в тюрьму мужчины.

Она замялась, посмотрела на опера изучающим взглядом.

— Там… как бы это сказать… была такая… поддержка, взаимовыручка. Женщины делились своими историями, сочувствовали друг другу. Это помогало им выжить, не сломаться.

— И что, только сочувствовали? — Гуров внимательно следил за эмоциями на заплаканном лице. Не прикрывается ли она слезами, и не знает ли больше, чем говорит?

Елена Юрьевна нервно сглотнула:

— Ну… когда долго сидишь в тюрьме, начинаешь думать о многом. О том, что несправедливость торжествует. О том, что обидчики разгуливают на свободе, а ты расплачиваешься за их грехи. И иногда… иногда возникают… разговоры. О том, как было бы хорошо, если бы справедливость восторжествовала. Если бы обидчики понесли наказание. Но это же просто слова, правда? Просто способ выпустить пар.

— И все? Никаких действий? Никаких планов?

Женщина покачала головой:

— Какие планы в тюрьме? Там же все под контролем, все под присмотром. Невозможно ничего сделать. Да и потом, большинство женщин там просто сломлены. Они не способны на что-то большее, чем слезы и жалобы.

— А Светлана? Она была сломлена? Ничего не происходило. И вы просто так к ней приехали в своей отпуск, когда ваша… подруга освободилась. А она просто так вручила вам крупную сумму денег, в качестве взаимопомощи. Тогда вы ей как помогли? Вы же тоже жертва. Или «Талион» вам помог? Ваш муж, он жив сейчас, здоров?

От этих вопросов слова теперь словно застревали у Сулимовой в горле, но она косилась на конверт с деньгами и заставляла себя говорить.

— Светлана мне давала надежду на справедливость. Учила не выпрашивать любовь, а любить саму себя! Поэтому я не лезла в то, чем они занимались. Она не объясняла детали… а я не спрашивала. Важнее было то, что Светлана меняла мышление, выводила людей из темного отчаяния.

Она кивнула все-таки на конверт:

— Это плата за молчание. Чтобы я не присутствовала на встречах кружка. И все. Ничего криминального, я никого не убивала и даже пальцем не тронула. Светлана очень умная женщина, и мне никакие подробности не рассказывала. Все, что я знаю, — клуб собирался раз в неделю, а дальше… — Женщина беспомощно развела руками. — В колонии тысячи заключенных, Света общалась со многими. Когда она освободилась, то позвонила мне и пригласила в гости. Вручила этот конверт, здесь сумма для первоначального взноса, чтобы я могла купить квартиру. Она знала, что я оказалась без крыши над головой. И просто помогла по-человечески.

Лев покрутил головой:

— Вы ведь знаете, что не просто так она сбежала. И сами вперед нее испугались появления полицейского. Почему? Если это просто обычная помощь, по-человечески, как вы говорите.

Елена кивнула:

— Занервничала, когда услышала, что вы спрашиваете про ее мужа. Просто так полицейские в дом не приходят. Вот и испугалась, что окажусь тоже замешанной.

Женщина поникла:

— Правда, я не знаю, понятия не имею, что она сделала. Рассказала вам все как есть, потому что не хочу потерять работу. У меня тогда совсем ничего не останется. Испугалась за себя больше. Вдруг начнете и про меня вопросы задавать, спрашивать, кто я такая. А нам нельзя общаться с заключенными и после их освобождения, это повод для увольнения. Пенсия… всю жизнь же ради нее работала. Поймите, вы можете разрушить мою жизнь тоже, невинного человека. Меня под суд не отдадут за общение с бывшей зэчкой. Да только проблемы будут такие, что и тюрьмы не надо.

Лев Иванович с небольшим раздражением ответил:

— Я уже говорил, моя задача — не создать вам проблемы, а узнать правду.

Он злился, что оказался на другой стороне закона и не может помочь женщине. Закон дал сбой, он вдруг оказался беспомощен, когда эти женщины попали в беду. Закон был направлен только против них самих, а обидчики, те, кто лишил их денег, крыши над головой,