Современный зарубежный детектив-10. Компиляция. Книги 1-18 - Дэн Браун

На крыльце он меня обнимает, окутывая облаком «Олд спайса» и стирального порошка, и зарывается носом в мои волосы.

– Пожалуйста, не делай глупостей, – шепчет он мне в макушку.

Играет музыка, как в лифте, а затем раздается щелчок – видимо, начало записи.

– Вы позвонили на горячую линию по поиску Алфи Рисби. Разрешите уточнить у вас кое-какую информацию, – говорит женский голос бодро, точно принимает заказ в автокафе.

– Здравствуйте. Хм… А разговор анонимный?

– Разумеется, можно анонимно, – продолжает женщина таким тоном, словно перечисляет блюда дня. – Но, если претендуете на вознаграждение, мне нужно узнать какое-какие сведения о вас.

Еще девяносто девять центов, и получите комбо-набор!

– Я, м-м-м… – голова идет кругом. Об этом исходе я как-то не подумала.

– Говорите погромче, дорогая. У меня слух уже не тот.

Представляю, как пожилая дама в кардигане пастельных тонов одиноко сидит в подвале какой-нибудь церкви.

– Анонимно, – отвечаю я, пытаясь изобразить восточноевропейское произношение. – Мой английский не очень хорошо.

– Ой, золотко, вы молодец.

Слезы на глаза наворачиваются. Даже не надо притворяться расстроенной – голос и правда дрожит, когда рассказываю, как зарабатываю одиннадцать фунтов в час, убирая дома, и отправляю деньги на родину. И как однажды нашла рюкзак Алфи Рисби под кроватью клиента. Даю адрес Робина и плачу в голос.

– Ничего, дорогая, – утешает меня женщина на линии. – Вы все правильно сделали.

Все правильно сделала.

Эти слова еще долго отзываются эхом в ушах.

Ночью полиция устраивает облаву на дом Робина Секстона. В пятницу утром его фотографии уже во всех газетах.

БЫВШИЙ УЧИТЕЛЬ АРЕСТОВАН В ХОДЕ ПОИСКОВ ШКОЛЬНИКА, – кричит заголовок.

«Дейли пост», видимо, заранее получила информацию и успела первой. На домашней странице несколько десятков фото в высоком разрешении: полицейские в пуленепробиваемых жилетах; команда криминалистов в белых костюмах, старательно убирающих пакеты с уликами; а вот растерянного Робина Секстона выводят из дома в наручниках.

Лежу в постели и смотрю запись облавы на «Ютьюбе», попивая свой утренний «Ред булл». Сквозь ставни пробивается солнечный свет; я держу телефон у самого лица, вновь и вновь перематывая на место, где Робина Секстона выводят из дома в наручниках. Вид у него удивленный и испуганный, как у ребенка, которого вызвали к директору, а он не знает почему. От вины живот ноет, словно начинается желудочный грипп. Прогоняю чувство прочь. Он ведь растлитель малолетних. Его арест – услуга человечеству. Я все правильно сделала. Так и подмывает позвонить Дженни, но рисковать нельзя – она почует, что я замешана в аресте. Пусть лучше сама мне расскажет.

Когда Сингх звонит и сообщает: допрос Дилана отменяется «в свете недавних событий», я притворяюсь удивленной.

– Навсегда?

– До дальнейших указаний, – угрюмо отвечает он.

Пишу Уиллу хорошие новости.

Час спустя звонит Дженни. Я в душе, пытаюсь включить нормальную струю на упрямой насадке.

– Ты видела? – ахает подруга. – Его арестовали. Ты была права!

Оставляю насадку в покое и беру полотенце.

– Да уж, видела.

– Хорошо хоть мы за ним не поехали, – добавляет Дженни после небольшого молчания. – Представь, чем бы кончилось?

– Угу… – бормочу я слабо, как машина, в которой кончается бензин. Запас адреналина иссяк, подыгрывать Дженни уже нет сил.

– А тело так и не нашли. Странно, правда? – шепчет она.

Звонок становится опасным – один неосторожный шаг, и экзамен завален. Отчаянно хочу с ней поговорить, выпалить всю историю разом, не переводя дыхания. Если не положу трубку, так и случится.

– Слушай, сегодня Дилан возвращается. Мне нужно продуктов купить.

– О… конечно, – удивляется Дженни. – Не буду мешать. Все равно надо заглянуть на работу.

– Ладно. Увидимся.

Когда вешаю трубку, меня охватывает неприятное ощущение – то ли морская болезнь, то ли желудочная, или как это называется. Снова включаю душ и увеличиваю температуру, пока вода не становится обжигающе горячей.

В тот же день Уилл привозит Дилана с пакетом грязного белья и выражением крайнего презрения на лице. Дилан торопливо обнимает меня на крыльце и бежит к себе. Проверяет, на месте ли рюкзак… Нет, хватит. Это уже не важно. Все кончено.

Уилл протягивает мне пакет с бельем.

– Ох и новости, – он скрещивает руки на груди.

– Да. Точно.

– Так Дилану…

– Ничего не грозит, – торопливо заканчиваю я.

– Отлично, – Уилл с облегчением выдыхает. – Отлично.

Я мельком его разглядываю: намек на двойной подбородок, шорты чинос (зимой!), смехотворно дорогие часы маскируют поугасшее чувство собственной значимости. Обычный пузатый папаша средних лет из Западного Лондона. Поверить не могу – этот заурядный человек когда-то имел надо мной столько власти! Даже стыдно немного.

Он спускается с крыльца.

– Эй, Уилл! – бросаю я, показывая на его рубашку.

– Да?

– Пуговицу пропустил.

Завтра свадьба Брук, поэтому мы с Диланом проводим вечер пятницы на диване за повтором «Кто хочет стать миллионером?».

Ведет он себя прекрасно, даже не ворчит, когда я перебиваю конкурсанта, бухгалтера из Дорсета сорока с небольшим, который решает продолжить игру после выигрыша в тридцать две тысячи фунтов.

– Тридцать тысяч! – кричу я в телевизор. – Ты богач. Скажи судьбе спасибо и езжай домой.

Дилан закатывает глаза и берет еще кусок веганской пиццы из коробки на столе.

– А когда я вернусь в школу?

Откусываю от своего ломтика. Горячий «сыр» обжигает нёбо.

– В понедельник, наверное? Преступника поймали. Теперь можно вернуться.

Дилан поднимает лицо. Ниточки сыра свисают у него изо рта, как паутина.

– Зато Алфи не нашли.

Холодею. «Осторожнее», – мысленно поучаю себя я.

– Да. Не знаю, что и думать.

Вина обжигает, как лава. Все внутри горит. Когда же это чувство уйдет?

Запихиваю в рот еще кусок пиццы и надеюсь, что Дилан больше ничего не спросит.

Той ночью я на цыпочках пробираюсь в комнату Дилана, пока он спит. Сын слегка посапывает. Стою в дверях и смотрю, как поднимается и опускается его грудь, а ресницы трепещут, словно крохотные бабочки.

Мой маленький. Подхожу ближе, убираю со лба влажные волосы. Жгучие слезы наворачиваются на глаза; на миг вина уступает место чему-то другому. Облегчению? Не самое подходящее слово. Облегчение – это проехать на красный мимо дорожных камер или пронести тюбик хорошего крема для рук мимо кассы в дьюти-фри.

А Дилан для меня – все. Или, скорее, разница между всем и ничем. Долго стою в дверях и наблюдаю, как мягко трепещут веки сына.

Уже собираюсь уйти, как вдруг он распахивает глаза. Дилан смотрит прямо на меня без следа сонливости или растерянности.

– Спасибо, мам, – голос у него тихий и приглушенный, словно доносится издалека.

Замираю на месте. Сердце бешено колотится в груди. Он