Темная священная ночь - Майкл Коннелли

— Никаких тел, — сказала Рурк. — Но примерно в ста ярдах к северу в кустарнике от того места, которое ты мне прислала, похоже, находится что-то вроде заброшенного питомника или дрессировочной станции. Там есть несколько сараев и дрессировочные кольца. Но ни машин, ни признаков жизни.

Бэллард выдохнул. По крайней мере, тело Босха не лежало там на солнце.

— Можно ли к нему подъехать? — спросила она.

— Возможно, для подвески будет жестко, — сказал Рурк. — Похоже, на грунтовой дороге там был размыв.

— Ты сделала какие-нибудь фото?

— Да. Я уже собиралась отправить, но подумала, что сначала надо поговорить с тобой.

— Нет проблем.

— Ты хочешь, чтобы мы держались поближе?

— Я думаю, что мне хватит пятнадцати минут для наземного поиска.

Если вы сможете прилететь на подмогу, я бы не отказалась.

— Хорошо, мы здесь, пока нас не вызовут.

— Вас поняла.

Бэллард отключилась и перезвонила Лурдес. Она рассказала детективу из Сан-Фернандо о результатах облета и предложила ей встретиться на конечной остановке Койот-стрит, а затем провести наземный поиск последнего известного местонахождения телефона Гарри Босха.

— Уже еду, — сказала Лурдес.

Босх

35

Звук вертолета над головой вселил в Босха надежду. Но это заставило человека, наблюдавшего за ним, запаниковать. Всю ночь Босх пытался пробиться к нему, спрашивал, как его зовут, просил ослабить крепления и разрешить ему выйти из клетки, чтобы размять сведенные судорогой ноги. Спрашивал, действительно ли он хочет, чтобы на нем висело убийство полицейского.

Но тот ничего не отвечал. Он просто смотрел на Босха и иногда направлял на него пистолет через клетку. Босх знал, что это была пустая угроза. Его держали в живых для чего-то другого. Или для кого-то другого. Босх догадался, что для Транкильо Кортеса.

У этого человека был суровый взгляд заключенного и соответствующие тюремные татуировки. Выцветшие синие чернила. Босх не увидел ни одного символа, связанного с "СанФер" — ни "VSF", ни "13", как это было у всех членов "СанФер", с которыми он сталкивался за время службы в полиции Сан-Фернандо. В том числе и на Транкильо Кортесе.

У Босха была целая ночь, чтобы собрать все воедино, и он пришел к выводу, что этот человек — мексиканский мафиози, а-ля "eMe", и что Кортес мог выйти за пределы "СанФер", чтобы провести, возможно, нелегальную операцию. Похищение полицейского было большим шагом, который оказал бы сильное давление на "VSF". Убийство полицейского — еще большее давление. Кортес хотел получить возможность отрицать свою вину.

Для того чтобы похитить его из дома, потребовалось трое мужчин, а, считая водителя джипа, который доставил его по изрезанному склону холма к этому мрачному месту назначения — четверо, и вот уже четыре часа его охраняет только один молчаливый человек. Каждая минута казалась часом, каждый час — днем. Связанный и зажатый в собачьей клетке, Босх размышлял о своей скорой смерти. В джипе он уловил достаточно разговоров на испанском языке, чтобы понять, что в конечном итоге его собираются скормить собакам. Но было неясно, является ли это фигурой речи. А если нет, то неясно, произойдет ли это еще при жизни или нет.

Все это время его преследовало только одно. Его дочь. Не сказал ей последнего слова. Не смог увидеть, как она взрослеет. Его мучила мысль о том, что он больше никогда не увидит ее и не поговорит с ней. Чувство вины одолевало его, когда он осознавал, что зря потратил последние несколько месяцев в качестве отца Мэдди, пытаясь спасти женщину, которая не хотела, чтобы ее спасали. В самые темные предрассветные часы по его щекам катились горячие слезы сожаления.

Но тут прямо над головой раздался звук вертолета. В одно мгновение все изменилось и для Босха, и для охранявшего его человека. За годы работы Босху довелось побывать на местах преступлений и на вызовах помощи, и он узнал высокочастотный вой двигателя мощного Bell 206 JetRanger. Он знал, что кружащий над сараем вертолет — это вертолет полиции Лос-Анджелеса и что они, возможно, уже ищут его. Это давало ему надежду на то, что он снова увидит свою дочь и получит шанс все исправить.

Для молчаливого охранника тот же звук вызвал ужас и сопутствующие ему инстинкты "беги или сражайся". Он подошел к двери, распахнул ее настежь и посмотрел в небо. Увидев вертолет, он подтвердил то, что уже знал Босх. Он отвернулся от двери и подошел к клетке, подняв ствол пистолета.

Босх поднял руки вверх, насколько это было возможно в тесном пространстве, и заговорил на рудиментарном испанском языке.

— Если ты убьешь полицейского, они никогда не перестанут за тобой охотиться.

Мужчина заколебался. Босх продолжал говорить. У него не было формального образования в области языка, только то, что он перенял за всю жизнь работы на улицах и от таких напарников, как Люсия Сото и Белль Лурдес.

— Что скажет Транкильо? Я нужен ему живым. Ты собираешься отнять у него это?

Мужчина застыл на месте, пистолет по-прежнему был направлен на Босха.

В начале своей жизни Босх провел пятнадцать месяцев во Вьетнаме. За это время не проходило и дня, чтобы он не слышал вертолетов. Это была фоновая музыка войны. Прячась в слоновьей траве в ожидании взрыва, он рано научился определять по звуку расстояние и местоположение.

Сейчас он мог определить, что пролетающий над ними вертолет летает по спирали все большими кругами. Его охранник отошел к двери и выглянул наружу. Он почувствовал то же, что и Босх, — вертолет делает более широкий поворот. Затем звук снова изменился. Он стал более приглушенным, и Босх понял, что вертолет скрылся за гребнем горы. Сарай был вне поля его зрения.

Человек с пистолетом повернулся и долго смотрел на него, решая, что делать. Босх знал, что он решает свою жизнь. Он не сводил с него глаз.

Мужчина вдруг повернулся и толкнул дверь, открывая ее больше. Он выглянул наружу и посмотрел на небо. Звук вертолета был все еще далек.

— Сали! — крикнул Босх. — Ахора!

Он надеялся, что это было "Иди сейчас же!" или что-то близкое к этому.

Мужчина толкнул дверь, распахнув ее до конца, и залил сарай слепящим светом. Он засунул пистолет за пояс брюк и отошел в угол, где к ржавой стальной стене прислонился зеленый мотоцикл. Он сел на него, завел