Крик в темноте - Оливия Нортвуд

Когда парни из группы захвата выбили дверь, Келлер и Нортвуд вошли в апартаменты, держа оружие на уровне глаз, но в этом не было надобности.

Томас Гамильтон стоял на коленях в коридоре с поднятыми вверх руками. Увидев детективов, он зарыдал с облегчением. Грейс с Джеймсом обеспокоенно переглянулись. Но уже через мгновение им стало ясно: Гамильтон ждал не их, он знал, кто за ним идет. Видя, какой ужасной смертью погибли его друзья, Томас, казалось, забаррикадировался в своих апартаментах и не покидал их с того самого дня, как узнал о смерти Джейми Брюэра. Гамильтон мало походил на человека с фотографии, принесенной Анджелой Брюэр в участок. Обросшее лицо, вместо аккуратно постриженных усов, и безумный, воспаленный взгляд придавали схожести с городским сумасшедшим. На нем был домашний халат из плотной хлопковой ткани. Края халата разошлись, когда он сел на пол, сотрясаясь в сухих рыданиях, обнажив бедро, на котором виднелась маленькая размытая и поблекшая татуировка в виде головы собаки.

При виде его беспомощности детективы слегка растерялись. Они как по команде опустили пистолеты и убрали в поясную кобуру. От их резких движений мужчина закрыл голову руками и завыл.

– Я не хотел… – проскулил Гамильтон. – Пожалуйста. – Было неясно, чего именно он просил, но его раскаяние, граничащее с истерикой, привело детективов в недоумение и вызвало злость. – Я не хотел делать этого, не хотел… Они… Они меня заставили…

Из всех друзей Гамильтон был самым состоятельным. Его семья владела компанией, застроившей Западное побережье Америки стеклянными высотками: целые жилые кварталы, офисы, торговые центры. Он нужен был им как подушка безопасности.

Просматривая видео с убийствами девушек, Грейс обратила внимание на то, что один из мужчин выглядел самым взволнованным и проявлял меньше агрессии, чем остальные, а позже это подтвердил и Генри. Профайлер предположил, что лидерами в их компании были Брюэр, Реймонд и Гроссман, остальные же занимали роли ведомых. И теперь все стало ясно, зачем Голдберга и Гамильтона втянули в это. Их семьи обладали влиятельностью и гигантскими банковскими счетами.

Офицеры нетерпеливо, как цепные псы, переминались с ноги на ногу. За своей спиной Грейс слышала возню, громкое дыхание и поскрипывание тяжелых кожаных ботинок. Глубоко вздохнув, она взяла себя в руки, кивнула Джеймсу и одними губами сказала: «Давай».

Джеймс взял наручники у одного из офицеров, подошел к Томасу со спины, схватил его за руки и завел их за спину.

– Томас Гамильтон, вы арестованы по подозрению в убийствах Мэй Траск, Мелисы Праймроуз, Мэри Дивайн, Шерил Пруэтт и других девушек. Вы имеете право хранить молчание. Все, что вы скажете, может быть и будет использовано против вас в суде. Вы имеете право на адвоката. Если вы не можете оплатить услуги адвоката, он будет предоставлен вам государством. – Это уточнение в «правиле Миранды» не имело смысла в случае Гамильтона, но историческое дело Эрнесто Миранды против штата Аризона обязывало полицейских дословно зачитывать перечень прав подозреваемому, чтобы у него не осталось лазейки сослаться на пятую поправку в суде. – Ваши права вам понятны? – Дождавшись кивка, Джеймс застегнул наручники на его массивных запястьях.

Глава 30

В допросной Келлер и Нортвуд сидели за столом напротив Томаса Гамильтона. Генри стоял возле двери, прижавшись плечом к дверному откосу. Остаток дня после опроса родственников жертв Уайтхолл провел за видеоконференцией с директором поведенческого отдела ФБР, докладывая, что удалось выяснить по убитым девушкам. Он был вымотанным до предела: стеклянный взгляд, растрепанные волосы, несвежая рубашка. Лейтенант МакКуин и остальная команда, работавшая над делом, наблюдали за допросом через зеркало.

Томас Гамильтон курил, опустив голову и ссутулив плечи. В своем халате и домашней обуви, небритый, с грязными волосами, он выглядел жалко. Время близилось к полуночи, но он не торопился говорить. На вопросы отвечал односложно или игнорировал. Дрожащий холодный свет люминесцентных ламп вызывал легкое раздражение, но бодрил. В допросной было прохладно – холоднее, чем в офисе и кабинетах. Грейс захотелось открыть окно и впустить внутрь влажную и душную июньскую ночь, но исправно работающая сплит-система – единственное, что держало ее в сознании.

– Мы здесь уже несколько часов, – вкрадчиво начал Джеймс. – Но до сих пор ни к чему не пришли. Напоминаю, что вы можете воспользоваться своим правом на звонок и поговорить со своим адвокатом.

Джеймсу не удавалось скрыть пренебрежение и отвращение вежливой интонацией. Он следовал протоколу допроса только для того, чтобы не потерять над собой контроль. Но Грейс была уверена, что мысленно он уже разгромил допросную и превратил лицо Гамильтона в крошево костей и неопрятную массу разорванных мышц, сочащихся кровью. Он сжимал пальцы в кулаки под столом, его плечи и шея, казалось, рябили от напряжения, как лампы на потолке, а слова он цедил сквозь зубы.

– Единственный адвокат, к которому я бы хотел обратиться, – мертв. – Томас усмехнулся и поднял взгляд на детективов. Это были те же глаза, что смотрели на них из прорези в черной балаклаве: серые и холодные. – Всю жизнь, с тех пор как мы познакомились с Малкольмом, если мне нужен был адвокат, я звонил другу. Он вел дела моей компании, и он же помог мне при разводе с женой. Да так славно, что этой алчной суке ничего не осталось, даже несмотря на брачный контракт.

– У вас специфичное отношение к женщинам, мистер Гамильтон. То, что вы делали, вы делали из ненависти к женщинам? – Джеймс придвинулся ближе, сложил руки на столе перед собой и наклонился к подозреваемому.

– Я этого не говорил.

– Простите, но это очевидно, – донесся от двери голос Генри, и Грейс невольно обернулась на звук. – Ненависть, пренебрежение, ощущение вседозволенности и безнаказанности.

– Вы пригласили психотерапевта? – Томас рассмеялся. – Он для меня или для вас?

– Профайлер ФБР Генри Уайтхолл, – представился Генри, но не счел нужным подходить и жать Гамильтону руку.

– Профайлер, ФБР… вот как. – Он опустил голову и закивал. – Я, выходит, важный хрен, да? – Когда Томас снова поднял на детективов взгляд, он лихорадочно облизнул губы и рассмеялся: – Как Тед Банди?[16]

– Сомневаюсь, мистер Гамильтон. Мне доводилось читать старые отчеты. – Генри со скрипом подтащил стул и сел по правую руку от Грейс. Неприятный скрежет металлических ножек по кафельному полу прорезал комнату, и Томас поморщился. Генри мог бы поднять стул и переставить его бесшумно, но точно знал, как громкий звук подействует на перевозбужденного, нестабильного