Занавес памяти - Татьяна Юрьевна Степанова

накормили в Перхушково перед дальней дорогой. Услышанное накануне от Арсения Блистанова по-прежнему не укладывалось у Кати в голове: Серафим в свои двадцать два и генеральша Раиса Козлова! Влюбленная пара. Но факт есть факт. И Катя решила в беседе отталкиваться сначала именно от него. Они все покинули экоотель и неспешно брели по песчаному пляжу к Птичьему мысу, где встречались с Раисой Бодаевой. И Катя весьма осторожно и вежливо ринулась с места в карьер:

– Серафим, Арсений сообщил нам с мужем про вас и свою мать. – Катя не видела выражения лица Полосатика-Блистанова, Гектор шел с ним позади. Симура же остался невозмутим. Только глаза его слегка затуманились, словно от недавних воспоминаний.

– Правильно сделал, – спокойно произнес Серафим. – Я еще удивился, когда он мне приказал про Раю молчать и не ставить вас в известность. Зачем вводить друзей в заблуждение, правда? Когда они полностью на твоей стороне.

«Раиса – генерал… и Раиса Фабрикантша – его бабка, – пронеслось в голове Кати. – Для нас возможна путаница, для него, кажется, ни малейшей».

Арсений Блистанов резко подался вперед, внимая их беседе. Он побагровел. И чуткий умный Симура понял его состояние.

– Так лучше, Сеня, – произнес он. – Нам с Раей нечего скрывать и нечего стыдиться. Да, мы вместе сейчас. Да, я люблю твою мать…

– Заткнись! – Блистанов стиснул кулаки.

– Тихо, тихо, Сеня, – мгновенно вмешался Гектор. – Но я ее любил, как сорок тысяч братьев… сыновей любить не могут, – перефразировал он Цветаеву.

– Именно! – с вызовом выдал Серафим. – И мне без разницы, сколько ей лет, и по фигу, Сеня, что ты – ее взрослый сын. А ей мой возраст лишь в радость. И не смей нам завидовать. Ты все равно ничего не изменишь. Лишь потеряешь лицо. Я согласился под твоим давлением вернуться сюда, в Кукуев, не из-за страха перед тобой и оглаской, когда ты мне угрожал. Я вернулся ради нас с Раей. Не желаю выглядеть в ее глазах убийцей и подонком. И докажу свою невиновность. Я полностью отдаю себе отчет, кто она: выдающаяся женщина, многого добившаяся в своей жизни, генерал, офицер, руководитель высшего ранга – пусть и в прошлом. И я не должен опозорить ее собой. Я докажу – и ей, и тебе, ведь ты – ее часть… любимая часть… У тебя, Сеня, всегда была мать… Она… – Голос Симуры пресекся. – А у меня с одиннадцати лет не имелось никого – ни матери, ни фактически остальной родни. А когда мы с Раей встретились, я обрел дом, счастье, надежду на лучшее. Ее любовь, ее нежность, ее забота – она мне дарит их сейчас щедро и безоглядно, забив на пошлые пересуды и сплетни. Больше, чем материнская забота, любовь и нежность… Полный фантастический, тотальный УЛЕТ!

Серафим задыхался. Гектор хранил молчание. Блистанов едва зубами не скрипел.

– Ясно, – в манере мужа лаконично подытожила Катя. И хотела сразу перейти к теме скелета у карьера, но Серафим ее опередил:

– Теперь вы знаете, к кому я срываюсь в Москву, – произнес он, все еще не справившись с волнением. – Вовсе не к тетке Свете. Кстати, она мне позвонила вчера – справлялась, куда я пропал, где обретаюсь. Я ей рассказал про нас всех и Кукуев. Она тоже меня поддержала в моем стремлении, подобно дяде Тиграну. Она желает с вами пообщаться.

– Тетка в Москве? – поинтересовался Гектор. – Нам не с руки пока выдвигаться из Кукуева.

– Она в Мелихово, гостит у друзей. По осени в прежние годы в чеховской усадьбе-музее проводили театральный фестиваль и читку современных пьес, сейчас публичные читки не проводятся, но они все равно собираются – за самоваром. «Почти марксистский кружок», – как шутит тетка.

– От усадьбы Мелихово до Кукуева час с небольшим, – продолжил Гектор. – Так Жемчужная водит машину?

– Лет сорок уже она за рулем.

Катя поняла, о чем думает муж: пусть убийство Улиты отсеклось, но гибель Буланова осталась, Жемчужная вполне могла быстро добраться до бывшего опера в тот день…

– А тачка у нее? – спросил Гектор небрежно.

– «Хонда», серебристый кроссовер, – ответил Серафим. – Отец приобрел его для себя, но из-за развода с матерью переписал на тетку. Она им с тех пор и владеет. Мы ей можем позвонить прямо сейчас по видеосвязи.

– Отлично, давайте переговорим с вашей теткой, – согласилась Катя быстро. Планы менялись. Но наконец-то они вышли на неуловимую Жемчужную! Удача сама плыла в руки.

С реки подул холодный ветер. Он трепал волосы Кати, она подняла воротник замшевой куртки. Серафим набрал номер в одно касание. Гудки…

– Алло, – низкий мелодичный женский голос.

Серафим остановился, поднеся свой мобильный близко к Кате. Гектор и Полосатик-Блистанов тоже приблизились, чтобы попасть в обзор камеры.

– Добрый день, – поздоровалась Катя со Светланой Жемчужной.

На экране жгучая изящная брюнетка: без единого седого волоска, с модной стильной стрижкой, ухоженным смуглым лицом почти без косметики, в белом твидовом жакете и наброшенном на плечи черном кашемировом пальто на фоне осеннего дачного сада. Истинная Кармен…

Катя мгновенно ее оценила и… поняла их всех – и покойного Тимура Елисеева, и Тиграна Тараняна. Перед Кармен устоять невозможно.

– Здравствуйте, приятно познакомиться. Да вас целая компания, – улыбнулась Жемчужная, обнажая ровные белоснежные зубы – явно виниры. – Сима мне все рассказал. А вы…

– Мы Борщовы-Петровские, – Катя коротко представила себя и Гектора. А Арсения Блистанова окрестила близким другом Серафима.

– Мой племянник не убийца моего троюродного брата Геннадия, – мгновенно заверила ее Жемчужная. – Мальчик, вопреки страхам, вернулся домой. Значит, стал настоящим мужчиной. Вырос. Я всегда знала: когда-нибудь сей день наступит. Будет и в его шатре праздник.

– Мы пытаемся ему помочь восстановить свое доброе имя, – продолжила Катя. – Уже столкнулись с большим числом трудностей: дело давнее, все запутано, много неясностей и белых пятен, не расследованных полицией и прокуратурой в те времена. Не скрою от вас: у нас с Серафимом договор и в будущем при успешном исходе дела я использую информацию для написания документального триллера о событиях в Кукуеве.

– Мальчик мне сообщил. – Жемчужная усмехнулась: – Дело ваше – пишите. У нас пока еще свобода слова. Но невеселая выйдет у вас книга. Столько, простите, нечистот выльется наружу. Грязи, клеветы и злобы.

– Насчет злобы и клеветы… – Катя смотрела на экран, на царственную тетку Серафима, вспоминая одновременно его бабку Раду из тарусского Дома культуры, посещаемого в оные времена и цветаевской родней, и Ахмадулиной, и Окуджавой. – Вас не слишком жалуют в Кукуеве. Знаете, по какой причине?

– Догадываюсь, – усмехнулась Жемчужная. – По-кукуйски я хапуга, все нажитое Гениным непосильным трудом себе забрала через опекунство над племянником. –