Эпицентр - Дмитрий Николаевич Поляков-Катин

— Давай я включу свет?

— Конечно. Почему мы сидим в темноте? Странно, что ты его не включил.

— Я забыл.

Он осторожно отнял руку и вернулся к выключателю. Ему потребовалось усилие воли, чтобы нажать на него. Он повернулся к жене и наткнулся на огромные голубые глаза, полные печали и недоумения.

— А я спала. — удивленно сказала Нора. — Кажется, я спала?

— Да, — подтвердил он, — ты спала.

Она вскочила на ноги. Стала озираться, словно что-то искала.

— Странно. Ты будешь ужинать? Я сделала макароны, сделала макароны.

— Нет, милая, нет. Я не голоден.

— Ладно. — рассеянно сказала она, замерев в дверях кухни. — Ладно. Тогда я пойду в церковь. Я не была в церкви. Ты проводишь меня?

— Куда, малышка? Уже поздно. Церковь закрыта. Завтра.

— Правда? Вот уж не подумала бы. А впрочем, впрочем.

Она потеряла мысль и в растерянности уставилась на него. Гесслиц с медвежьей нежностью обнял ее и прошептал на ухо:

— Пора спать. Идем спать?

Она встрепенулась:

— Спать. Да, спать. Конечно, я пойду спать. А ты?

— Иди, милая, и я тоже. Скоро. Через пару минут.

Нора кивнула и покорно удалилась, кутаясь в домашний халат. С выражением физической боли на лице Гесслиц сел за стол и замер, обхватив голову руками. Две недели, проведенные в гестапо, не прошли для нее бесследно. Избили ее только раз — у дознавателя сдали нервы от усталости; в основном заставляли присутствовать при допросах других, где применяли так называемые устрашающие меры. Все эти месяцы Гесслиц старался стереть из ее памяти ужасные переживания, но травма была слишком глубока. Он умолял ее перебраться к сестре в Квед-линбург, хотя бы на время, хотя бы для того, чтобы ненадолго сменить обстановку, забыть про ужасы гестаповских подвалов, не слышать бомбежек, — Нора не хотела слышать об этом. Гесслиц был истощен. Он не знал, что еще предпринять, чтобы оградить ее от терзающих душу химер…

На столе лежала стопка газет и квитанций, извлеченных Норой из почтового ящика. Взгляд Гесслица упал на серый лист плотной бумаги в самом низу. Машинально он вытащил его. Это была обычная агитационная листовка с изображением Гитлера и лозунгом «Фюрер, мы следуем за тобой!», какими Имперское министерство народного просвещения и пропаганды заваливало дома и квартиры города. Левый верхний угол был слегка испачкан синими чернилами.

Спустя девять месяцев глухого молчания Гесслиц получил сигнал из московского Центра. Он означал, что начиная с этого дня на протяжении двух недель по средам и субботам с полудня до часа в парке перед Тропической оранжереей Ботанического сада в Да-леме его будет ждать связной.

Москва, Волынское, «ближняя» дача председателя Государственного Комитета обороны (ГКО), 11 мая

Сталин появился в полукруглом зале, когда все расселись за длинным столом. Курчатов не видел его больше года. Ему показалось, что Сталин стал меньше ростом, ссутулился, но вместе с тем немного пополнел и, в общем, выглядел вполне здоровым, хоть и усталым, человеком, чему способствовало, возможно, известие о том, что двое суток назад был взят Севастополь, не сегодня-завтра Крым будет полностью освобожден. Спокойным жестом он остановил начавших вставать с места собравшихся, и все подчинились. Здесь были Молотов, Берия, Ванин, руководитель военной разведки Кузнецов и Курчатов.

Еще при входе на дачу вытянувшийся в струнку дежурный офицер вполголоса доложил каждому, что это рабочая встреча и протокол вестись не будет.

Сталин занял кресло рядом с Молотовым, некоторое время сидел неподвижно, сосредоточив взгляд на сложенных перед собой руках. Все молча ждали. Потом он вынул из нагрудного кармана френча изогнутую трубку «бент», зажал ее в руке и, ткнув мундштуком в сторону сидевших напротив Кузнецова и Ванина, сказал:

— Наша разведка умеет испортить праздник. Не так ли, товарищ Кузнецов? Я ознакомился с вашим докладом. Мне бы хотелось услышать соображения товарища Ванина, который, насколько я понимаю, согласен с вашими выводами.

Ванин встал, одернул рукава кителя. Над переносицей пролегла напряженная борозда.

— Так точно, товарищ Сталин, выводы военной разведки я поддерживаю. По нашим данным, работа немцев над урановой бомбой выходит на финишную прямую. Пока нам не удается разглядеть всю картину, в основном мы опираемся на косвенные факты. Это вызвано крайней засекреченностью германской программы, ее, так сказать, компактностью, что ли, и одновременно — рассредоточенностью: лаборатории разбросаны по всей стране, каждое звено работает над своей узкой задачей. А полную картину видят только несколько физиков. Например, сегодня — и это нам известно — они бьются уже над проблемой веса будущего изделия. Иными словами, тема доставки.

— Сколько времени, по-вашему, потребуется немцам, чтобы сделать бомбу? — перебил его Сталин.

— Мы думаем, год-полтора.

— Хорошо. Продолжайте.

— Ясно одно: немцы преодолели фазу наработки уранового заряда, провели испытание безоболочного устройства в Полесье и приступили к изготовлению боеприпаса. При этом никто из крупных немецких физиков пока не готов пойти на контакт со своими коллегами из третьих стран, в том числе нейтральных. А именно к этому стремятся наши англоамериканские союзники.

— Союзники, — презрительно фыркнул Сталин. Он достал из кармана коробку «Герцеговины Флор», вынул из нее несколько папирос и принялся ломать их, ссыпая табак в трубку. — Союзники, — повторил он с той же презрительной интонацией, чиркнул спичкой, раскурил трубку и, выпустив дым через нос, сказал: — Вон, Кузнецов говорит, они уже испытывают бомбардировщик для урановой бомбы. «Сверхкрепость», кажется?

— Б-29, товарищ Сталин, — подтвердил Кузнецов. — Испытания ведутся на авиабазе Мурок в Калифорнии. Его модифицировали: расширили бомбовые отсеки, убрали оборонительное вооружение, чтобы повысить грузоподъемность, усилили замки бомбодержателей и так, по мелочи. Потолок — одиннадцать километров. Немцы, в принципе, могут достать. Они отрабатывают выход на цель, сброс, быстрый разворот и уход от воздушных потоков, вызванных взрывом.

— Вот. А узнаём мы об этом от кого? От союзников по антигитлеровской коалиции? Нет. Мы узнаем об этом от нашей разведки.

Сталин поднялся и стал медленно, бесшумно прохаживаться по ковру вдоль стола, попыхивая трубкой. Он остановился возле Ванина, задержал на нем острый взгляд:

— Я перебил вас, Ванин. Прошу простить. Продолжайте.

— Да. Так вот, — собрался с мыслями Ванин и посмотрел на Курчатова, не понимая, до какой степени откровенности можно доходить в его присутствии. — По предварительным данным, в Хэнфорде у американцев уже работают один или два котла, которые нарабатывают плутоний. На заводе в ОкРидже его обогащают и доводят до оружейного качества. Если так пойдет, скоро они выйдут на промышленный уровень в производстве плутониевой взрывчатки. Мы предоставили эти данные товарищу Курчатову, он согласился с нашими выводами. Более того, поступили донесения,