Анатомия безумия - А. Фрей

– Ты серьёзно? Система сломана. Всегда была. Мы тут просто штопаем её изнутри. Мы будто пытаемся починить пробоину в космическом корабле с помощью скотча.

– Может быть. Но если никто не попытается её исправить, тогда зачем мы вообще этим занимаемся?

– Детектив Палмер, детектив Рид, – внезапно произнес секретарь слушания, выходя в коридор. – Вас ожидают.

Они переглянулись, одновременно выдохнули и шагнули вперед, осознавая, что их судьба, вероятно, уже решена, а сейчас им предстоит лишь принять ее с достоинством. Роберт уже втайне принял самый худший возможный исход и продумывал экстренный план спасения от уголовного преследования.

За длинным столом сидело несколько мужчин в форме, каждый из них уже был в достаточно преклонном возрасте.

– Интересно, каково Джексону быть самым молодым в компании? – еле слышно прошептал Роберт еще на пороге.

Секретарь косо взглянул на детективов, однако не подал вида, что слышал нечто неуважительное по отношению к руководству. Джейн испуганно обернулась и покачала головой, давая понять, что сейчас совершенно не в настроении для шуток, для Роберта же такое настроение было каждый раз, когда он изо всех сил убеждал себя и окружающих, что им не овладевают негативные эмоции.

– Добрый день, – поздоровалась девушка, однако никакого ответа не последовало.

– Сегодня, двадцать второго сентября две тысячи двадцать четвертого года, мы заслушиваем дело о дисциплинарной ответственности в отношении детектива Роберта Палмера и детектива Джейн Рид, находящихся на службе подразделение расследования преступлений, – громко произнес секретарь.

Шеф полиции – седой худощавый мужчина с суровым взглядом и серьезным лицом, которое, как показалось Роберту, даже стареть боялось – поднялся с места и прочистил горло. Он поднял со стола два листа, на каждом из которых виднелась печать.

– Приговор вынесен, – пробормотал детектив.

– Решением дисциплинарной комиссии в составе шефа полиции Уилсона, заместителя шефа полиции Дерби, мэра Сиэтла Харелла детектив Джейн Рид и детектив Роберт Палмер освобождаются от дисциплинарного наказания в виде увольнения, а также освобождаются от временных дисциплинарных взысканий в виде лишения значка и табельного оружия. Приказом шефа полиции предусматривается возбуждения уголовного дела против Лоуэлла Берна, собранные материалы необходимо отправить прокурору в течение семи дней.

Роберт, не веря услышанному, взглянул на капитана Джексона, однако тот сохранил тот же невозмутимый вид. Вполне очевидно, что он был уже осведомлен о принятом решении, однако детективу хотелось уловить хотя бы тень досады или разочарования.

– Вы можете быть свободны, – равнодушно произнес шеф полиции.

– Спасибо, – ошарашенно проговорила Джейн, отходя на шаг назад.

Лишь когда детективы очутились за дверью, они смогли позволить себе выплеснуть всю радость от облегчения, наступившего после затяжного уныния и напряжения.

– Мы… Победили? – сдавленно спросила девушка.

– Наверное… – нахмурился Роберт. – Но ты не расслабляйся, у нас впереди суд.

Теперь он мог сказать эти слова с предвкушением.

Спустя три месяца

В зале суда было удивительно шумно: присяжные рассаживались по местам, бросая уставшие взгляды на собравшихся журналистов. Удивительным образом развернувшийся процесс попал под пристальное внимание прессы, что, с одной стороны радовало детективов, с другой же, они никак не могли избавиться от давящего чувства нервного предвкушения. На этом заседании исследование доказательств закончится чтением показаний Жаклин Элвуд, ныне приговоренной к пожизненному тюремному заключению, перекрестным допросом самого Берна и выступлением сторон. Это будет заключительный аккорд перед вынесением решения. Роберт знал, что на кону стоит не только свобода доктора, но и нечто личное, о чем своей напарнице он сообщать пока не хотел, хотя и знал, что она догадывается.

Джейн сидела рядом с детективом, нервно поглядывая на время.

– Сегодня предпоследнее заседание у Дейва и Сильвии, – прошептала она. – Может, нам стоит разделиться?

– Зачем? – нахмурился Роберт. – Мы сделали, что смогли. На судью мы уже повлиять не сможем. Придем на следующее и заслушаем приговор. А ты что, переживаешь за них?

Джейн не стала отвечать, ее взгляд был прикован к Лоуэллу Берну, сидевшему рядом со своим адвокатом. Без халата, в обычной одежде, доктор выглядел как совершенно обычный старик: взгляд слегка потерянный и отстраненный, опухшие пальцы чуть трясутся, а сухие губы нервно поджаты. Казалось, что за несколько месяцев он успел состариться еще на несколько лет и сейчас выглядел куда более немощным, чем в клинике, однако девушка не позволяла игле жалости проткнуть сердце, потому что она прекрасно помнила, на что был способен Берн. В глазах Джейн он был одним из опаснейших преступников – фанатиком, свято и всецело верящим в праведность и правильность собственных поступков. Он был из тех, кто собственные суждения и идеалы ставит превыше любых законов и, тем более, морали.

В одно мгновение Джейн озарила простая, очевидная и до боли справедливая мысль: она сама была такой же. Она сама не единожды преступала закон, веря лишь своим ценностным ориентирам. Девушка сама решила, виновен ли Берн, ей не нужно было правосудие, потому что, как оказалось, правосудие и справедливость – понятия далеко не всегда синонимичные. Она сама стал линчевателем, стала тем, кого презирала. Джейн медленно повернулась к напарнику, гадая, вспоминал ли он за последние месяцы их разговор на острове, когда Роберт так яростно осуждал то, что делал сейчас сам. Он, почувствовав взгляд, обернулся к напарнице. На его измученном лице промелькнула тень улыбки. Лишь сейчас девушка заметила, как сильно похудел Роберт, как осунулись щеки, появились первые тонкие морщинки. В его взгляде не было осуждения, лишь понимание, будто он мог влезть к ней в черепную коробку и с легкостью узнать все мысли.

Охваченная минутным хаотичным ужасом Джейн лихорадочно перебирала в памяти события минувших дней. Калейдоскопом у нее перед глазами пронеслись отрывистые сцены прошлого. Она запуталась. Вмиг она перестала понимать, что творит, а былая решимость испарилась. Жаклин, несомненно виновная в двух смертях, уже была приговорена, пациенты, не осознававшие последствия своих действий, ждали суда.

Но кто в этой истории Берн?

Можно ли считать его злом во плоти, миссионером? Или, быть может, он всего лишь жертва системы, не терпящей инакомыслия?

Справедливо ли винить его в том, что он верил в свое дело, верил в то, что намерения и действия его благие? Собственноручно он не причинил вреда никому, его имя никогда не мелькало в отчетах, он оставался в тени и отдавал приказы, погруженный в изучение природы ментальных расстройств. Можно его сравнить с фашистом, отдающим приказы из штаба, или с ученым, пожертвовавшим всю свою жизнь во имя науки?

Джейн окончательно потерялась, но больше всего ее пугало то, что однозначных ответов быть не могло. Это дело находилось