Анатомия безумия - А. Фрей

– Роб, – тихо проговорила она. – Что, если мы ошиблись?

Мужчина сжал руку своей напарницы и поджал губы.

– Если мы ошиблись, нам придется с этим жить, потому что уже слишком поздно.

Джейн могла бы возразить, могла бы сказать, что они могут сознаться в том, что скрыли от прокурора слишком много деталей, но она понимала, что в таком случае наказание ждет не только ее и Роберта, но и Дейва с Сильвией. Детективы не стали рассказывать о случае нападения, потому что этот аргумент адвокаты Берна вполне могли вывернуть и сослаться на систематическое неподчинение сотрудников клиники, чтобы оправдать своего подзащитного. В таком случае, доктор, вероятнее всего, отделался бы лишением лицензии, а Дейв никогда бы не вышел из клиники. Роберт помогал судмедэкспертам в составлении заключения, делясь наблюдениями о состоянии тела на момент осмотра. Он сообщил им, что никаких гематом не было, так они с Джейн скрыли доказательства участия больных в заговоре Жаклин, оставив ее голословной. Обвинить Сильвию и Дейва на основании одних только показание не позволяло разумное сомнение, так что они были спасены, однако если сейчас сознаться в фальсификации, все пойдет крахом.

Они совершили не одно преступление, надеясь, что так будет лучше.

Они ничем не отличались от Берна.

– Что мы натворили… – прошептала Джейн, прикрывая глаза.

***

Берн с трудом стоял за стойкой, сложно было сказать, что именно его так подкосило: плохие условия в изоляторе или стресс последних месяцев. Он старался держаться уверенно и сохранить флер интеллигентного высокомерия, присущего докторам-теоретикам, однако дрожь в теле и нервные взгляды по сторонам выдавали с головой. Исход дела не был предопределен, присяжные явно сомневались, метались из стороны в сторону, не в силах принять однозначное решение, однако винить их в этом было бы неправильно.

– Вы утверждаете, что ваша методика работает, – проговорил прокурор. – Вами было представлено два свидетеля, которые проходили у вас лечение, оба, по заключению эксперта, полностью дееспособны на данный момент, однако стоит напомнить присяжным, что в клинике «Фаррер» на момент окончания расследования содержалось двести двадцать шесть человек. Исходя из несложных математических вычислений можно заключить, что методика сработала менее, чем на одном проценте больных. Почему вы продолжили свои варварские эксперименты?

– Протестую! – тут же подал голос адвокат, приподнимаясь с места. – Ваша честь, в формулировке использовано некорректное слово.

– Протест принят, – устало произнесла пожилая женщина и грозно взглянула на прокурора. – Переформулируйте.

– Почему вы не остановили экспериментальную программу несмотря на отсутствие результатов?

– Прогресс не линеен. Порой на пути встречаются неудачи, погрешности, исключения… Теории требуют масштабной работы и проверки всех гипотез неоднократно и в различных условиях. Я делал то, о чем поклялся, когда получил диплом.

– Вы говорите о клятве Гиппократа?

– Да. Я говорю о настоящей клятве, а не о том, во что она превратилась в наши дни, – покачал головой Берн и прикрыл глаза. – Я не дам никому просимого у меня смертельного средства и не покажу пути для подобного замысла; точно так же я не вручу никакой женщине абортивного пессария. Чисто и непорочно буду я проводить свою жизнь и своё искусство. Я ни в коем случае не буду делать сечения у страдающих каменной болезнью, предоставив это людям, занимающимся этим делом. В какой бы дом я ни вошёл, я войду туда для пользы больного, будучи далёк от всякого намеренного, неправедного и пагубного, особенно от любовных дел с женщинами и мужчинами, свободными и рабами. Что бы при лечении, а также и без лечения, я ни увидел или ни услышал касательно жизни людской из того, что не следует когда-либо разглашать, я умолчу о том, считая подобные вещи тайной. Мне, нерушимо выполняющему клятву, да будет дано счастье в жизни и в искусстве и слава у всех людей на вечные времена, преступающему же и дающему ложную клятву да будет обратное этому, – четко проговорил он и слабо улыбнулся. – Я соблюдал каждое слово, видел истинный замысел, а вы растоптали его, извратили. Спрашиваете ли вы врачей, проводящих прерывание беременности или эвтаназии, о клятве Гиппократа? Не думаю.

– В таком случае, нам стоит обратиться к закону, – недовольно проговорил прокурор.

– Демагог, – раздраженно прошептал Роберт.

– Объясните мне и всем присутствующим, включая присяжных заседателей, в чем смысл вашей теории и всех экспериментов?

– Современная психиатрия движется в рамках симптоматического лечения. Мы подавляем проявления болезни с помощью нейролептиков, антидепрессантов, транквилизаторов, не вникая в её истинную природу. Однако психические расстройства – это сложные нейробиологические состояния, корни которых уходят гораздо глубже, чем принято считать. Моя гипотеза базируется на том, что каждое расстройство имеет критическую фазу – так называемую точку невозврата. В этот момент болезнь становится необратимой и определяет все последующие когнитивные, поведенческие и физиологические изменения пациента. Чтобы понять, как эта точка достигается, необходимо изучать болезнь в её «чистой» форме, без вмешательства медикаментозных или терапевтических факторов. Для этого я использовал метод деконтаминации терапевтического процесса. Это означало отказ от традиционного лечения у определённых групп пациентов. Они наблюдались в динамике, что позволяло фиксировать стадии прогрессии расстройства. Кроме того, я применял стрессорные воздействия, чтобы вызвать активацию скрытых симптомов. Это включало электросудорожную терапию и фармакологические препараты, усиливающие психопатологические проявления. Эти методы вызывали усиление продуктивной симптоматики, включая галлюцинации, бред и аффективные расстройства, что дало нам уникальную возможность задокументировать изменения в когнитивных и эмоциональных структурах. Данные, собранные в ходе исследований, подтверждают мою теорию: влияние внешних факторов, таких как травма, изоляция и стресс, напрямую связано с прогрессией заболеваний шизофренического спектра, а также биполярных и параноидных расстройств. Более того, мои выводы дают основания полагать, что именно эти факторы могут быть точкой отсчёта необратимого патологического процесса.

Могу ли я быть обвинён в излишней строгости? Вероятно. Но я всегда руководствовался не жаждой славы, а стремлением расширить границы науки. Эти исследования, хотя и вызывают споры, помогут разработать терапевтические подходы, способные предотвращать необратимые состояния. Позвольте подчеркнуть: все мои действия находились в рамках научной практики и были направлены на достижение высшей цели медицины – спасение жизней. Без смелых экспериментов мы остаёмся в плену догм, а психиатрия – во тьме.

– Доктор Берн, вы заявили, что все ваши действия были направлены на достижение научных целей и проводились в рамках закона. Верно?

– Да, это так.

– И для этого вы получили письменное согласие от пациентов или их законных представителей?

– Совершенно верно.

– Однако, согласно показаниям некоторых пациентов, они не были полностью осведомлены о методах, которые вы собирались применять. Например,