Девушка из спасательной шлюпки - Эйлин Энрайт Ходжеттс

– Рассказать о чем?! – огорченно воскликнул Салливан.

– Должно быть, это как-то связано с произошедшим в машинном отделении, – сказал Тиллет. – Сотни людей выжили и могут рассказать, что происходило на палубе. А из тех, кто находился в машинном отделении, выжили единицы.

Салливан закрыл глаза, вновь переживая тот ужас: ледяная вода, врывающаяся в бункер, обжигающий пар, трель аварийного звонка, когда начали опускаться водонепроницаемые двери. Хескет погиб. Шепард тоже.

– Выжил не только я, – сказал он. – Офицеры погибли, но Диллон и Баррет спаслись.

– Можно предположить, что их заставили молчать или говорить то, что от них требуется, – произнес Тиллет. – А ты – проблема. Кто-то не хочет, чтобы ты покинул страну или мог свободно говорить.

– Я найду способ уехать, – дерзко ответил Салливан. – Я уеду в Америку.

– Зачем?

Вопрос был простой, но Салливан не мог на него ответить. Если он расскажет, Тиллет не поймет. Только другой австралиец мог его понять.

Сейчас он был нужен Тиллету.

– Что за такое важное дело, что ты не можешь остаться здесь и рассказать правду? Память погибших заслуживает того, чтобы ее чтили. Почему ты не можешь этого сделать?

Салливан попытался выкинуть слова Тиллета из головы, но было слишком поздно. «Память погибших заслуживает того, чтобы ее чтили». Образ деда, чья обида заставила его проделать дальний путь из Австралии, начал меркнуть. На смену ему приходили мысли об аде, который творился в машинном отделении, где храбрецы страдали и умирали, чтобы выиграть время для пассажиров. Он снова видел их. Инженер-механик Хескет, оглушенный потоком ледяной воды, сбившим его с ног. Инженер-механик Шепард, беспомощно лежащий на палубе. Инженер-механик Харви, с перекошенным лицом наблюдающий за работающими из последних сил помпами. Салливан глубоко вдохнул. Что-то настойчиво крутилось в его памяти, но он не мог четко осознать, что именно.

– А как насчет Хейзелтона? – спросил Тиллет.

Салливан бросил на него злобный взгляд: он вот-вот был готов вспомнить что-то очень важное.

– А что с ним не так? – проворчал он.

– Он не тот, кем кажется, – сказал Тиллет.

Салливан попытался вернуться мыслью к тому, что происходило в машинном отделении, но момент уже был упущен. Теперь оставался только Тиллет, по-прежнему говоривший о капитане Хейзелтоне.

– Не знаю, как он связан с графскими дочками, – продолжал Тиллет, – но до меня дошли слухи, что, будучи в Индии, он нередко бывал на службе без мундира.

– Что ты имеешь в виду?

– Вел нелегальную работу. Проще говоря, был шпионом.

– Какое отношение это имеет ко мне? – спросил Салливан. – За мной ему шпионить незачем.

– Я бы не был так уверен, – ответил Тиллет. – Хейзелтон сейчас сотрудничает с Клайвом Бигемом, о котором известно, что он тоже состоял на секретной службе.

– Ну, значит, они оба шпионы, – начал терять терпение Салливан. – И что мне с того?

– Отец Клайва Бигема – лорд Мерси, который ведет слушания по делу «Титаника». Его сын – секретарь комиссии, и он привлек капитана Хейзелтона к совместной работе. Два шпиона. Я нахожу это интересным.

Салливан раздраженно хмыкнул. Его не интересовали игры, которые вело британское правительство. С чего бы человек, шпионивший в Индии, мог иметь отношение к катастрофе «Титаника»? С другой стороны, почему этот же человек взял на себя труд встретить «Лапландию» и увезти дочерей графа Риддлсдауна? Все это, может, и любопытно, но для Салливана не имело значения.

– Не понимаю, как это касается меня, – сказал он. – Это не объясняет, почему мне следует здесь скрываться.

Тиллет потер руки.

– Думаю, эта катастрофа – не просто несчастный случай.

– Вот теперь ты говоришь так же, как тот дурак из газеты со своими безумными обвинениями.

– Ну, я не дурак и никого не обвиняю, – холодно возразил Тиллет. – Я пытаюсь тебе помочь.

– Но…

Тиллет остановил его, подняв палец вверх.

– Я в хороших отношениях с капитаном Хейзелтоном и могу поговорить с ним. Думаю, нам следует спросить, знает ли он, что от тебя нужно комиссии. Полагаю, он будет со мной откровенен. Если хочешь, я побеседую с ним сегодня же.

Салливан задумался. Разговор с Хейзелтоном означал очередную задержку. Ему придется отложить попытку сесть на поезд до Дувра, чтобы попасть на паром во Францию.

Ему вдруг показалось, что он слышит хриплый голос деда, рассказывающего о темном пятне, брошенном на его семью. Он слышал собственный голос – поначалу детский, обещавший восстановить справедливость. Исполнение обещания задержалось. Можно ли отложить его еще раз?

В твоих силах все исправить. Найди эту женщину и очисти мое имя. Очисти имя нашей семьи

Решение пришло легко. С его дедом поступили несправедливо, но то же произошло и с моряками из машинного отделения. Старик был жив, а они – нет. Он сдержит обещание, данное деду, но голоса, взывавшие к нему из обжигающего ада котельной, требовали, чтобы их услышали немедленно.

Он посмотрел на Тиллета.

– Не знаю, чего они от меня хотят, но я с ними поговорю. Расскажу все, что мне известно.

Кенсингтонские сады

Лондон

Элвин Тоусон

Тоусон пересчитывал вчерашний выигрыш, досадуя, что ему так и не удалось найти партнеров, готовых делать высокие ставки. Пока вновь не станет безопасно пользоваться собственным именем, ему придется довольствоваться игрой на шиллинги и полукроны в захудалых лондонских пабах.

Он не находил слов, чтобы выразить свое недовольство. Ведь цель была так близка! Если бы ему позволили сойти на берег в Плимуте, он бы отыскал эту проклятую горничную! Мелкий выигрыш девчонка могла бы оставить себе. Деньги и золотые часы ничего не значили, но, вернув «Матрешку», он смог бы перестать прятаться и вернуться в круг профессиональных шулеров.

Теперь он понимал, что не стоило прекращать заниматься своим обычным ремеслом на лайнерах. Если бы он не решил попытать счастья на суше, ничего этого не произошло бы. В жизни на борту судна есть нечто такое, что делает наивного человека безрассудным, а значит – легкой добычей. Может быть, дело было в скуке долгого морского путешествия, а может быть – в чувстве, что деньги, проигранные в один день, можно отыграть на следующий, ведь никто никуда не денется, и люди были готовы рисковать.

Тоусон решил расстаться с океаном и снял комнаты в Биаррице осенью 1911 года, движимый лишь усталостью от жизни. Кто-то упомянул о том, как легко разбогатеть за игорными столами во Франции, и он решил обосноваться там на зиму. Говорили, что игроки на модном французском курорте проявляли необычайное безрассудство, которое подхлестывали слухи о близкой войне, сообщения о волнениях в Мексике и новости американской президентской гонки.

Поначалу все шло хорошо, но к марту 1912 года Тоусон понял, что основательно увяз. Карта