Современный зарубежный детектив-15. Книги 1-16 - Рада Джонс

Однажды, увидев радугу, Мика шутя спросила:

– Как ангелы смогли её нарисовать?

Мама улыбнулась и объяснила, что радугу рисует природа, когда лучи солнца проходят через капли дождя. Природа бесконечно мудра и все, что она создаёт – прекрасно. И даже недуг может отчасти быть благом, потому что развивает в человеке силу духа и умение смотреть на мир иначе, более глубоко и внимательно, чем вечно бегущие здоровые люди. Многие из которых не заметили эту радугу.

Мика хотела помочь маме, а вышло, как обычно, наоборот.

Иногда слёзы наворачивались на глаза, и Мика с трудом сдерживалась. «Сколько же бед маме досталось в жизни! За что?» Думая о маме, она уже меньше беспокоилась о себе. Когда мама уезжала в больницу, Мика ждала её всегда с надеждой. «Мама выздоровеет, она же мама. А я помогу ей в этом». В эти моменты очень хотелось жить.

«Живой пример диалектики, – подумала Мика, перебирая свои воспоминания. – Единство и борьба противоположностей. Она не хотела такой жизни, но хотела жить».

Мика снова подъехала к клетке и, подлив свежей воды птичке, строго сказала:

– Ты это бросай! Давненько такого не было. Я надеюсь, ты не забыл. Ты СИничка, а я МикаеЛА, вместе мы СИЛА. Сила, которая нам очень нужна. Будем ждать и жить.

***

Антуан вошел в прихожую, где его уже ждала Мика, одетая для выхода в театр. Увидев ее, он на мгновение потерял дар речи. Она была в длинном черном платье, поверх которого мягко струился тонкий кашемировый кейп. Лёгкий вечерний макияж подчеркивал природную красоту нежного лица. В приглушённом свете Микаэла выглядела яркой звездой, ослепительно сияющей, но недосягаемой.

–Ты потрясающе выглядишь, – признался Антуан. – Теперь мне неловко идти рядом с тобой.

– О, Анте, – впервые назвав его так, засмеялась Мика, – разве такому парню, как ты, может быть неудобно с девушкой в коляске?

– Ты такая яркая.

– Яркая – лучше, чем блеклая, – подмигнула она, слегка подталкивая его. – Пошли, а то опоздаем.

Антуан давно не был в театре и оказался там только из-за Микаэлы. Он мало читал, театры и музеи всегда были ему чужды. Жизнь сама по себе казалась Антуану театром, только куда более реальным и непредсказуемым, где драма разыгрывается спонтанно, без написанных сценариев и известных финалов.

«Посмотрим на что это похоже», – Антуан вертел в руках программку. «Письма Ван Гога брату». Моноспектакль.

Партер и балконы были заполнены до отказа. Свет погас сразу, как только Антуан и Микаэла устроились на своих местах. Музыка плавно залила пространство зала, зачаровывая зрителей, увлекая их в мир грёз и вдохновения. «Григ», – узнал Антуан, расслабляясь в кресле и погружаясь в звуки оркестра. Открылся занавес, прожектор осветил протрет ван Гога во всю стену, служивший единственной декорацией. Актер в черном вышел на сцену и поставил перед собой пустую раму для картины. Голос его зазвучал глухо, словно из глубины души.

– Искусство требует упорной работы и непоколебимой преданности. Я вижу в каждом мазке возможность выразить то, что словами не передать. Когда я стою перед чистым холстом, я чувствую, как вся вселенная проходит через мою душу. И если кто-то назовет меня безумцем, я отвечу – да, я одержим. Одержим светом, цветом, жизнью. В моих картинах – моя душа, моя боль, моя радость.

Актер медленно поднял глаза к портрету, и голос, прежде глухой и надломленный, вдруг обрел силу:

– Я чувствую такую сильную потребность творить, что не могу ни о чем другом думать. В природе, в деревьях, в небе я вижу выражение души. Линия горизонта говорит со мной на своём языке.

Зазвучал оркестр. Антуан завороженно слушал. Мелодия напоминала теплый ветер с юга, ночное небо, полное звезд, парус, полный ветра, уносящий судно далеко за горизонт. Происходило нечто волшебное, наполняющее сердце светом, звуками, чувствами. Исчезла тяжесть, размылась граница между душой и этим залом. Казалось, ничто не может нарушить творящуюся магию – ни боль, ни отчаяние, ни страх.

Ощущение походило на чувство «сборки», о котором писал Кастанеда. Во всяком случае, так его себе представлял Антуан. Главное – найти гармонию с самим собой и слиться окружающим миром.

Антуан взглянул на Мику. Свет сцены отражался в её лице, и оно казалось освещенным изнутри. Она была настолько захвачена спектаклем, что для неё больше никого и ничего вокруг не существовало. Антуан любил её за то, что она не тянулась к нему, не пыталась прижаться, как предыдущие подружки, затаскивающие его в кино на мелодраму и залипавшие при каждой лирической сцене. Она забыла обо всём, даже о нём, и это было ценно для него.

Микаэла была искренней и естественной, во всём оставаясь собой. Но при этом в ней всегда ощущалась тонкая грань отчужденности, как будто внутри ее души, в самом центре, таилось неприкосновенное личное пространство, закрытое от всех смертных.

Голос актера вернул Антуана к действительности.

– Если я часто испытываю возмущение, – громогласно прозвучало со сцены, – то внутри меня царят чистота и музыка.

И вновь воздух содрогнулся под звуками оркестра.

Зажёгся свет. Антуан прикрыл глаза.

– Антракт, – подсказала Мика.

– Хочешь выйти? – Антуан в глубине души надеялся, что она откажется. Ему не хотелось смешиваться с толпой.

– С удовольствием! – обрадовалась девушка. – Давно не видела людей так близко.

Антуан слегка пожал плечами, встал и покатил коляску к выходу.

Толпа в буфете напоминала муравейник. Все суетились, словно давно не ели.

– Что с ними? – спросила Мика, с любопытством разглядывая людей. – Все как из голодного края.

– Музыка пробуждает аппетит. – Антуан постарался сдержать улыбку. —Не хочу показаться занудой, но так и есть. Музыка создает атмосферу расслабленности, которая может стимулировать голод. В ресторанах часто используют этот трюк. Так люди заказывают больше еды.

– У тебя на все есть научная справка, – улыбнулась она.

– Нет, ну правда. И дело не только в аппетите, ученые из Университета Арканзаса, это в Штатах, выяснили, что прослушивание музыки определенных стилей делает еду в буквальном смысле вкуснее. Аж на шестьдесят процентов. Мозг, реагируя на определенные звуки, меняет реакции на вкусовые раздражители. А Оксфордский университет провел так называемое «горько-сладкое исследование», и что ты думаешь? – Антуан привычным жестом поправил очки. – Оно показало, что низкие звуки баса заставляют нас ощущать горечь, в то время как высокие тона фортепианных нот делают еду слаще.

– И какая музыка самая аппетитная? – засмеялась Мика. – Постой, постой, не говори, – замахала она руками, – я сама угадаю. Классическая. Так?

– Нее, – улыбнулся Антуан, – джаз, а за ним – хип-хоп.

– Так мы же классику слушали, –