Дело «Тысячи и одной ночи» - Джон Диксон Карр

наглость, а скорее какой-то бред. Но он был по-своему серьезен. Впервые за день я ощутил желание засмеяться, и я чуть было не засмеялся ему в лицо. Маннеринг заметил, как я подавил смешок, стиснув челюсти, и эта загадочная ненависть, которой от него веяло, только усилилась.

– Ну как бы вам сказать, я суперинтендант уголовного розыска, – ответил я, – но полагаю, ответ зависит от того, какую точку зрения занять. А вы, случаем, не тот молодой человек, который сумел раскрыть таинственные индийские убийства?

Он приблизился к столу.

– Знаете ли вы что-нибудь о землях к северу от Хайдарабада? – вежливо поинтересовался он.

– Нет.

– А о верхней Джамне?

– Никогда не слышал.

– И все же вы мните, что при всей своей невежественности вы вправе со мной так разговаривать?

Хотя мне и неприятно в этом сознаваться, но этому парню удалось меня поддеть. Как бы то ни было, мне хотелось уйти от обсуждения личностей и приступить к делу, как вдруг Маннеринг продолжил:

– Я задал вам вопрос, мистер… – он бросил беглый взгляд на мою визитку и, решив, что не станет так утруждаться, изменил вопрос, – я спросил, известно ли вам о том, как ведется полицейское расследование. И вот по какой причине. Вы желаете видеть мисс Уэйд. И если вы хоть немного знакомы с законами, то знаете, что она не обязана отвечать ни на какие вопросы, и в любом случае она имеет право потребовать адвоката.

– Да, мне отлично это известно. Потому я и хочу знать, согласится ли она встретиться со мной.

– Я упоминаю об этом лишь потому, что этим утром вы бесцеремонно преступили всякие границы. Вы затащили к себе в кабинет троих людей и замучили их вопросами, которые не имели никакого права задавать, а они были настолько слабы, что ответили на них. Боже ты мой! – Маннеринг раскрыл рот и, фыркая, засмеялся. – Они не послушали моего совета. Я же говорил, если собираетесь пойти туда, берите с собой адвоката… Где вы расставили свои идиотские ловушки и в чем могли заключаться ваши пустые угрозы, это мне неизвестно. Однако…

Тут портьеры затрепетали, и из-за них выбежала Харриет Кирктон. Чуть более неуклюже за ней последовал коренастый молодой человек, чья огненно-рыжая шевелюра тотчас выдала его личность. Сэм Бакстер, в мешковатой визитке, держал в руке стакан виски с содовой. Его карие глаза с прищуром глядели из-под красноватых век, при одном взгляде на Маннеринга на всем его лице отразилась такая глубокая неприязнь, которую в силу своего добросердечия он не вполне был способен осознать.

– Грег, не глупи, – сказала Харриет, пытаясь быть голосом разума. – Он нам не враг. Он знает правду.

– Правду, – повторил Маннеринг, оскалился и шумно выдохнул. – Видите ли, я тоже знаю правду. Потому я и пытаюсь скрыть ее.

Бакстер взмахнул стаканом и заговорил не терпящим возражений тоном:

– К черту! Она ведь сама хочет с ним поговорить! В любом случае она с ним встретится. Видите ли, суперинтендант, я тоже собирался дойти до вас с утра, но, так вышло, приходил в себя после ночного загула. Спрашивайте все, что угодно. Вы уже знаете, что принцем Абу был я… – в этот момент ухмылка Маннеринга растянулась еще шире, – и, может, смогу чем-нибудь помочь.

– Хотелось бы знать, – сказал я, – будет ли мистер Маннеринг отвечать на мои вопросы:

– Конечно нет, – ответил на это Маннеринг.

– И почему же?

– Потому что я не обязан и не собираюсь этого делать, – сообщил он мне с неприязненной улыбкой.

– Кому вы предпочли бы отвечать на вопросы: мне или коронеру?

Маннеринг рассмеялся:

– Эта уловка стара как мир, вечная угроза, к которой прибегает полиция! Милый мой мистер Хэдли, вы что же, думаете, что меня можно затащить на допрос?

– Дорогой мой мистер Маннеринг, – ответил я, поскольку все эти ужимки уже ощутимо начинали действовать мне на нервы, – затащить на допрос можно даже архиепископа кентерберийского, если полиция посчитает, что он как-то в этом замешан. В особенности если имеются доказательства, что его светлость хоть в чем-то солгал.

Мне казалось, это отправит его в нокаут, однако он даже не шелохнулся. И вот я впервые увидел, как его брови сдвинулись галкой, глаза чуть скосились, а на лице отразилось такое странное и вместе с тем безоговорочное презрение, что вначале он открыл рот, как трагическая маска, а затем захлопнул его, и плотно сжатые губы растянулись в злобную ухмылку.

– А разве я лжец? – произнес он снисходительно. – Очередная старинная история и очередной блеф. В сущности говоря, я никогда не лгу. Я не опускаюсь до этого, вот и все.

– А я, в сущности говоря, не опускаюсь до блефа. Допрашивать вас нет крайней необходимости, поскольку вы уже успели сделать несколько заявлений инспектору Каррутерсу, которые оказались зафиксированы на бумаге. Мне просто хотелось выяснить, подтверждаете ли вы эти заявления.

– Какие еще заявления?

– Ясно. Все-таки желаете ответить на мои вопросы?

– Весьма подлый ход, знаете ли. Если захочу, то отвечу, а если не захочу, то, разумеется, не стану отвечать.

– Справедливо. И виновный не мог бы сказать большего, не так ли? Ладно. В пятницу ночью вы сообщили инспектору Каррутерсу, что заходили на Принц-Риджент-корт без двадцати одиннадцать. Парнишка на пульте сказал вам, что наверху проходит вечеринка, но вы заставили его вас пропустить.

Я не стал придавать своим словам вопросительной интонации, вместо этого я словно бы читал то, что было записано у меня в блокноте. Маннеринг двинул плечом, легонько так, затем пробуравил меня взглядом и ничего не сказал.

– Приведу цитату, – пояснил я, – не то чтобы я назвал вас лжецом, просто передо мной стоит следующая дилемма: то ли вы говорите правду, то ли правду говорят все остальные. Сегодня утром мисс Кирктон сказала у меня в кабинете, что мальчишке никто не говорил, что наверху якобы идет вечеринка, до тех самых пор, пока вся компания не вернулась из музея значительно позже одиннадцати часов. До этого никто не давал парнишке инструкций, что и кому говорить. Он знал лишь то, что все они ушли. А теперь скажите мне, из всего церковного хора не фальшивите только вы один? Кстати, мисс Кирктон, вы же именно так и говорили, верно?

Кирктон опустилась в кресло с высокой спинкой, растерянный взгляд девушки метался по комнате.

– Не знаю, говорила она это или нет, – с бурным воодушевлением заметил Бакстер, – но это правда. То есть я и сам помню это! Мальчишка получил пару монет за то, чтобы сказать, что мы всю ночь были наверху.

Смех Маннеринга становился все более