Современный зарубежный детектив-15. Книги 1-16 - Рада Джонс

Лола: Да иди ты! И не звони мне больше…

Ответ: Я пошел…

На этом переписка обрывалась.

– Зря я так с ней … – вырвалось из еле-еле разлепившихся губ.

И в эту секунду Антуану всё стало ясно. Дыхание остановилось, словно в комнате закончился кислород. Телефон едва не выпал из дрожащих рук, ноги подкосились, и Антуан невольно привалился к стене.

– Алекс не существует. Он – это я. Больше доказывать нечего. Профессор ван Херш прав. – Мысль оказалась настолько ужасной, что Антуан прижал руки к голове и зажмурился.

Только сейчас он осознал, как сильно надеялся связаться с Алексом, доказать, что он существует в реальности. Но нет… У Антуана свело живот. «Разве я когда-нибудь боялся?» – мелькнуло в голове. Весь пережитый за последние дни страх казался пустяком по сравнению с теперешним ужасом.

– Все! – еле слышно прошептал Антуан. – Это конец.

***

Микаэла нанесла последний мазок на «Хрустальную сказку» и отошла на пару шагов, разглядывая своё творение. С легкой улыбкой она удовлетворённо выдохнула:

– Ну вот, теперь всё. – Её мысли тут же перенеслись к Антуану: «Представляю, как он удивится, когда увидит, что я уже закончила. В этот раз ему картина точно понравится».

Но стоило ей снова взглянуть на полотно, как в голове прозвучал любящий, но критический голос. Микаэла прищурилась, напряжённо ища изъян. Но даже под воображаемым придирчивым взглядом Антуана картина оставалась хороша. Микаэла лишь хмыкнула и с удовольствием принялась отмывать кисти.

Закончив дела, она выглянула в окно. Из-за плотных штор в здании напротив пробивался слабый свет. Антуан был дома. Но почему не отвечает? Микаэла взяла телефон – ничего. Два дня ни единого сообщения. Последний раз он был у неё в среду, а теперь уже пятница. Она посмотрела на горящий экран. Нет, не пятница. Суббота.

– Как суббота, а куда делась пятница? – удивлённо прошептала Микаэла, вновь посмотрев на дату в телефоне.

С тех пор как она встретила Антуана, время мчалось с сумасшедшей скоростью. Из недели выпала пятница – может, это и есть счастье, когда выпадают целые дни? О, Антуан бы с этим никогда не согласился. У него на счет счастья есть собственное мнение – научное, дофаминово-серотониновое. Микаэла фыркнула себе под нос.

Беспокойство не отпускало. «Надеюсь, ты не заболел», – мысленно обратилась она к Антуану.

Микаэла переоделась, вымыла руки, включила музыку, полила цветок… Лишь бы не стоять на месте. За эту неделю её музыкальная терапия оживила подсохшее растение. Оно заметно преобразилось, и, как обещал Антуан, потянулось к колонке. А Сила, к удивлению Микаэлы, в восторге летал по комнате, выписывая всё более замысловатые фигуры. Она радостно хихикнула: «Разве это не чудо?»

Антуан, конечно, нашёл бы рациональное объяснение и чуду, связав его с вибрацией звуковых волн. И, как всегда, переубеждать было бы бесполезно. Микаэла улыбнулась, думая, как они оба научились принимать особенности друг друга. «Жить жизнью любимого человека, учитывая все его изгибы и странности, – еще одно чудо, еще одно счастье».

Музыка плавно перетекала из одной мелодии в другую, вдохновляя Мику до озноба. Она закружилась по комнате, выписывая виражи и вспоминая дни с Антуаном – весёлые, сумасшедшие, когда они смеялись до упаду. Теперь она смеялась одна, громко, искренне, не сдерживаясь. И старалась не думать о том, что его так долго нет. Она была счастлива здесь и сейчас. Её душа, как и Сила, парила под потолком, а с высоты полета все тревоги кажутся меньше. Музыка влекла за собой. И не было ничего лишнего. Только её комната, новая картина и Антуан – совсем близко, за окном соседнего дома.

***

Антуан лежал на кровати, уткнувшись лицом в стену. Третий день он не выходил из дома и почти не покидал своей комнаты. Его разум словно застыл во мраке, Антуан больше не доверял себе. Каждый шаг мог стать ошибкой, а мысль – ступенькой, ведущей к неведомым, непредсказуемым поступкам. Страх перевоплотиться, снова стать кем-то другим разрывал его изнутри. Одна мысль об этом приводила его в ужас, боль пронзала как нож, и в теле сотрясалась каждая жилка. Антуан чувствовал, как чья-то ледяная рука сдавливает ему горло, заставляя хватать воздух ртом и тяжело кашлять. Он не выпускал небулайзер из рук.

Ему казалось, что Алекс и Лексус следят за ним. В темных уголках сознания они подкрадывались все ближе и ждали момента, чтобы влезть в его шкуру, украсть его жизнь. Каждый шорох за окном, каждое мерцание света на стенах заставляло вздрагивать. Антуан закрыл глаза и снова увидел их лица. Они преследовали его, не давая покоя.

Комната, обычно аккуратно прибранная, теперь олицетворяла хаос в его душе. На полу валялись книги – одни раскрытые, другие с загнутыми страницами. Он не мог вспомнить, читал ли их сам или это следы присутствия Алекса? Карандашные пометки на полях, сделанные его почерком, но чужой рукой, заставляли Антуана в ужасе отбрасывать очередную книгу. На столе стоял недопитый остывший чай – может быть, вчерашний, а может, и позавчерашний, время потеряло смысл.

Осознание того, что Алекс – это он, переворачивало душу. В голове не укладывалось, как больной разум может создавать настолько яркие образы, настолько реальные картинки. Алекс был полон жизни. Умен, начитан, жаден до новых впечатлений. Он наслаждался каждым мгновением. Эти качества, прежде восхищавшие Антуана, теперь его пугали до жути.

Лексус же, наоборот, не вызывал отторжения. Антуан не сопротивлялся его существованию внутри себя. В этом хаосе безумия становиться Лексусом казалось вполне логичным. Быть чокнутым, сбившимся с пути, но живым – в этом имелся некий трудно выразимый смысл.

Целыми днями Антуан пытался понять, что с ним произошло. Он искал ответ в памяти, но она не отвечала. Это началось, вероятно, ещё в детстве. Но что именно? Постоянное напряжение выматывало Антуана. Сон приходил, но больше походил на забытье – побег от самого себя. Глаза слезились от бессонницы, в висках стучало, рубашка липла к взмокшей спине.

Антуан перебирал воспоминания. «Профессор Ингерман, её протеже – медбрат, красный «Пежо» с Дорой Маар, дохлая крыса… Кто-то ведь убил бедного зверька. Или это тоже сделал я? Который из моих «я»?» Антуану хотелось выть.

Когда кризис отступал, он убеждал себя, что нужно принять чудовищную данность. Но это означало – смириться с жизнью в больнице. А он слишком хорошо знал, что происходит за стенами таких клиник. Там и здоровый человек может сойти с ума от стерильной белизны и бездушных движений персонала в белом. Не говоря уже о самом «лечении». Антуану