Черный маг - Лейтон Грин

он вырос в семье, где царила жестокость. Отец с ранних лет избивал его, и сейчас Грею было стыдно служить звеном в цепи насилия, прискорбной практики, которую человечеству еще только предстояло преодолеть. Иисус, Ганди, Мартин Лютер Кинг изменили мир своей миролюбивой философией, однако они были куда лучше Грея. Он ненавидел то, что сделало с ним насилие, но мог играть лишь теми картами, которые сдала ему жизнь, и стараться прервать цепь насилия единственным известным ему способом.

Данте тоже оказался втянут в насилие. Грей понимал его чувства, но ни в коем случае не оправдывал убийцу. Доминик как никто другой знал, что творить насилие – это выбор, который Данте делал снова и снова. И хотя этого разнузданного садиста следовало остановить, когда они еще раз встретятся, Грей должен был убедиться, что действует не по указке гнева, а лишь из необходимости. Да, угару насилия легко поддаться, но Грей знал: потеряв контроль над чувствами, он уподобится Данте и станет таким же лишенным моральных устоев рабом собственной ярости.

Именно это страшило Доминика Грея больше всего.

По дороге в Центральный Лондон он проверил голосовые сообщения. От Виктора по-прежнему не было ни словечка. Но одно сообщение заставило его прижать телефон к уху.

Оно было от Анки.

Девушка звонила ему меньше получаса назад, в девять вечера, и просила встретиться в ресторане Вест-Энда. Говорила о своем ощущении, что вот‑тот должно произойти нечто ужасное, и обещала ждать его, если понадобится, хоть всю ночь напролет.

Первая мысль Грея была о том, что ее звонок пугающе совпадает по времени с его побегом. Вторая – что Анка, возможно, единственный человек, способный помочь ему найти Дария и Виктора. Третья – что звук ее голоса пробирает до костей, заставляя резонировать все тело.

Четвертая мысль напомнила, что он голоден как волк.

Глава 52

Монах в джинсах и поношенной рубашке казался примерно одних лет с Виктором. Он был крепким мужчиной, невысоким и коренастым. Подстриженная седая борода скрывала нижнюю часть круглого лица. Когда монах заложил ворота засовом толщиной с ногу Виктора, профессор с сомнением посмотрел на их верхнюю часть.

– Хоть я и не заметил у преследователя рюкзака, у него может быть снаряжение для скалолазания.

Монах извлек из заднего кармана джинсов весьма современный пистолет.

– Ворота – это еще не последняя линяя обороны.

Оглядев оружие, Виктор догадался:

– Вы один из «Тутори». Монах-воин.

Его собеседник не стал спорить, и Радек огляделся по сторонам. Он стоял на невидимой снаружи плоской макушке горы площадью в сотню ярдов, поросшей травой и усеянной камнями, среди которых торчало несколько неприхотливых сосен. На противоположном конце поднимался каменный вал, который профессор заметил еще из долины. Сейчас стало ясно, что это не вал, а маленькая, похожая на крепость гранитная церквушка, окруженная с трех сторон железной оградой. С четвертой стороны был отвесный обрыв.

Виктор задумался о долгом и сложном подъеме, расщелине, которая заканчивалась воротами, неприступной церкви, обо всей этой средневековой крепости, возведенной на скале, в глуши, на краю света.

Что она защищает?

В центре площадки стояло прямоугольное каменное жилище с черепичной крышей, из которой торчала печная труба. Уединенность обители не слишком удивила Виктора. Ему довелось повидать всевозможные проявления аскетизма по всему миру, поэтому крайности, на которые люди порой готовы пойти во имя религии, веры или просветления, больше его не поражали. Радек встречал бичевавших себя священников, покрытых гноящимися ранами; монахинь, которые постоянно поднимались на молитву и потому никогда не спали больше часа подряд; шаолиньских монахов, медитировавших под грузом огромных камней; тибетских лам, обитавших в пещерах на высоте в двенадцать тысяч футов и защищенных от холода лишь тонкой одеждой.

В своем стремлении к божественному, подумалось Виктору, некоторые люди приобретают сверхчеловеческие качества.

Монах подвел его к стоящему перед домом стулу, развернутому к воротам.

– Подождите здесь.

Сам он зашел в дом, а Виктор уставился на ворота, готовый крикнуть, если кто‑то появится. Странно, но от скальной расщелины не доносилось никаких звуков, которые говорили бы о попытке проникнуть на территорию монастыря. Профессор предположил, что преследователь ищет другой вход, но чувствовал себя в безопасности рядом с монахом, на территории твердыни, чей возраст исчислялся веками, и к тому же слишком вымотался, чтобы анализировать ситуацию более глубоко.

День стал клониться к вечеру, долина внизу уже не ошеломляла своим видом и при этом казалась какой‑то неземной; пирамидальные склоны холмов в сумерках приобрели розоватый оттенок. Вернулся монах, держа в одной руке второй стул, а в другой – стакан воды.

– Я брат Петр.

Виктор принял у него стакан.

– Спасибо, отче. И за воду, и за спасение моей жизни.

– Зовите меня братом или просто Петром. Я принял монашеские обеты, но не рукоположен в священники. – Он уселся на стул рядом с Виктором лицом к воротам, держа пистолет на коленях. – За пределами этих стен мало кому известно о «Тутори электус». До прошлого года я бы даже сказал, что о нас не знает никто, кроме горстки людей в Ватикане.

– Я изучаю историю, – сообщил Виктор.

– Чтобы стать профессором, нужно уметь учиться, – кивнул монах. – Что же за предмет, требующий знания таких эзотерических материй, вы преподаете?

– Религиозную феноменологию.

Брат Петр повернулся к Радеку:

– Интересно. И чему вы приписываете происхождение необыкновенных религиозных явлений, которых вам за долгие годы наверняка довелось навидаться немало?

– Феноменолог не интересуется вопросами происхождения.

– А человек интересуется.

Виктор сделал большой глоток воды, чтобы смочить пересохшее горло. Лично его эти вопросы очень даже интересовали.

– От кого вы убегали? – спросил монах.

– От члена секты под названием Церковь Зверя.

– Знаю я их, – тихо проговорил брат Петр, и его рука переместилась поближе к пистолету. – Как вы докажете, что ваши слова – не хитрая уловка, чтобы проникнуть сюда?

– Сектанты не подослали бы к вам пожилого профессора, – усмехнулся Виктор. – А еще я полагаю, что после недавних событий никто из L’église de la Bête не посмеет отречься от имени Ахримана. Насколько я знаю, кое-кто возрождает Ахриманову ересь.

Брат Петр направил пистолет на ворота, костяшки его пальцев побелели от напряжения.

– Этого‑то я и боялся.

– Как я понял, «Тутори» обосновались здесь, разобравшись с изначальной ересью. Но почему?

Прежде чем ответить, монах поджал губы, и Виктору послышались в его голосе нотки покорности, а то и обреченности.

– В силу своего призвания я религиозен, но… давайте скажем так: вера никогда не была моей сильной стороной. Однако я человек долга.

Брат Петр повернул голову к дому, и