Черный маг - Лейтон Грин

преодолеть который без снаряжения было невозможно. Тропа тянулась теперь вдоль утеса, огибая его. Каждый вдох давался Виктору с трудом, но он не смел медлить, зато решился бросить взгляд вниз, на длинную гранитную скалу, похожую на кусок колотого льда в прожилках копоти. Преследователя нигде не было видно, и это насторожило еще сильнее. Вдруг он совсем рядом, за кустом, и уже прицелился в Виктора? Или ему известен другой путь на вершину?

Профессор продолжал двигаться вокруг утеса. Тропа привела к узкой расщелине. Виктор протиснулся в нее, пробираясь по природному углублению в скале, а потом повернул за угол и увидел, чем заканчивается тропа. Тело ослабло в отчаянии: путь преграждали железные ворота пятнадцати футов высотой и шириной во всю расщелину. На них не было ни ручки, ни замка, не существовало и способа как‑то их перелезть. Виктор изо всех сил навалился на ворота, но те даже не дрогнули. Их построили, чтобы они могли при необходимости сдержать небольшую армию.

Сзади раздался шум, стало слышно, как сыплются вниз камни. Виктор принялся колотить по воротам и кричать по-итальянски, хотя голос у него ослаб из-за нечеловеческого напряжения недавнего подъема:

– Здесь есть кто‑нибудь?

Он вытащил нож и подумал, не метнуться ли обратно на склон, прежде чем преследователь доберется до узкого прохода – тогда, во всяком случае, Виктор будет стоять выше, а это преимущество, пусть в глубине души профессор и понимал, что оно не имеет никакого значения. Снизу снова донесся шум, и Радек еще раз в отчаянии ударил по воротам:

– Откройте!

– Кто там?

Виктор подскочил на месте, ведь он уже решил, что в монастыре не осталось насельников. Голос раздался с противоположной стороны ворот – мужской голос, произносивший английские слова с итальянским акцентом, голос образованного человека, в котором звучали властные нотки.

Голос монаха.

– Я профессор Карлова университета в Праге, – объяснил Виктор. – Пожалуйста, поторопитесь, меня преследуют. Некогда объяснять.

– Зачем вы пришли?

Радеку захотелось завыть от отчаяния, но он умудрился ответить:

– Я еще и частный детектив, работаю с Интерполом, пытаюсь раскрыть серию убийств. И сейчас, если вы меня не впустите, произойдет еще одно.

– Последний человек, которого я впустил, оказался обманщиком.

– Я иду по его следу, – сообщил Виктор, – потому и оказался здесь. Не знаю, как мне вас убедить, могу только поклясться, что говорю правду.

Наступило долгое молчание. Каждая проходящая секунда как раскаленной иглой впивалась в сознание Виктора, который остро чувствовал, как истекает время. С ножом в руке он прижался спиной к воротам и ждал, когда в затененной расщелине появится его преследователь.

До слуха снова донесся звук падающего камня, на этот раз – с противоположной стороны расщелины. Наконец монах сказал мрачным голосом:

– Отрекитесь трижды от имени Ахримана, и я открою ворота.

Виктор не мешкал.

– Ахриман, я отрекаюсь от тебя. Ахриман, я отрекаюсь от тебя. Ахриман, я отрекаюсь от тебя!

Ворота со скрежетом открылись. Виктор поспешил протиснуться вовнутрь, и громадные створки сошлись у него за спиной.

* * *

Грею было понятно назначение остальных кнопок: если нажать одну из них, лифт либо остановится на одном из главных этажей, где не продохнуть от сектантов, либо наверху, откуда нет выхода. Он беспокоился лишь, что последняя кнопка заставит лифт приехать в какое‑нибудь подземелье, но выбора у него не было.

Спуск завершился, и когда дверь открылась, Грей увидел подобие небольшого гаража на четыре машины. Три места пустовало, но с последнего на Доминика, как глаза темного спасителя, глянули фары черного БМВ.

Грей ринулся к машине, ожидая, что придется терять драгоценное время, заводя ее без ключа. Но ключи торчали в замке зажигания – редкий дар капризного бога везения. Автомобиль взревел и двинулся к единственному выходу, который выглядел как недлинный тоннель, заканчивающийся широкой стальной дверью. Грей нажал кнопку дистанционного управления на солнцезащитном щитке со стороны водителя, и дверь поднялась. Машина помчалась по подъездной дорожке, которая, как было видно в зеркало заднего вида, вела к заброшенному с виду зданию.

Грей оказался на улице, застроенной покрытыми граффити складами, и предположил, что Дарий выкупил полуразрушенный квартал целиком. Еще два перекрестка – и он миновал сверкающее стеклянное здание (оно осталось слева), а потом оказался в лабиринте Восточного Лондона.

Никто его не преследовал, и Грей предположил, что никто из оставшихся в здании не имел ни малейшего понятия о служебном лифте, шестом этаже, потайном гараже и о том, что должно произойти следующей ночью.

* * *

Минуя стеклянное здание, Грей заметил между самыми верхними окнами и крышей довольно большой участок глухой стены. За ней‑то и находился шестой этаж, где не было окон. Сторонний наблюдатель счел бы стену причудой новомодной архитектуры и ни о чем не догадался. А венчающий крышу стеклянный купол маскировал круглую центральную комнату и световой люк.

Умно.

Грей снова выехал на Хакни-роуд и остановился у аптеки купить лекарств и перевязочных материалов. Потом приобрел в винном бутылку рома, нашел закрытую парковку и занялся своими ранами. Первая медицинская помощь не была его коньком, но армейской подготовки хватило, чтобы продезинфицировать раны, остановить кровопотерю, наложить швы, сделать перевязку и пережить следующие несколько дней. Во всяком случае, Доминик на это надеялся.

Поврежденные ребра и травма головы не представляли опасности, пуля прошла по касательной, вырвав клок мяса с четвертак размером, а вот ногу следовало показать врачу. Грей знал, что иначе рискует заполучить инфекцию с последующими долгими неприятностями. Да и если он потеряет много крови, никому от этого хорошо не будет.

Он купил в магазине «Водафон» одноразовую трубку, поскольку сотовый охранника оставил в гараже, опасаясь, что его могут отследить. От внедорожника Грей тоже собирался избавиться, как только окажется в Центральном Лондоне. Первым делом он попытался дозвониться Виктору, но его сразу перенаправили на голосовую почту. Грей нахмурился. Приходилось признать, что у босса какие‑то неприятности. Происходящее не вписывалось в схему других убийств, как, впрочем, и сам Виктор. С ним у Дария были личные счеты, а в таких случаях возможно все.

Грей невольно вспомнил о Данте.

Вспомнил, как тот мучил его самого, о людях, которых Данте убил, о безразличии, с которым убежденный сатанист относился к жизни и к человеческому достоинству. А потом мысли ушли, и Грея поглотила слишком знакомая ярость, пылавшая в нем громадной печью, огонь в которой поддерживала царящая в мире несправедливость.

Доминик взрывался от малейшей непорядочности, что было его главной слабостью. И не только потому, что грозило ему гибелью: вспышки гнева могли легко перерастать в насилие.

Сам