Современный зарубежный детектив-10. Компиляция. Книги 1-18 - Дэн Браун

– Но меня же не «гольф» похитил!

– Потому что похититель не один, ясно же. Даже этого ты не понял? Один рулил, второй тебя связывал, третий…

– Понял, понял, я был там!

– Тогда ты должен был заметить, что они ни слова не произнесли, пока перли тебя сюда. Очевидно же, это тактика запугивания. Так поступают сатанисты, сектанты, практикующие жертвоприношения, и разные фанатики. Как ты знаешь, наимудрейший головастик, любой неудачник, мучимый своей судьбой, генерирует выброс адреналина, тестостерона и кортизола. Субстанция, от которой даже уважающий себя палач чокнется. Надеюсь только, что это не каннибалы, потому что, содрав с тебя шапочку, куртку и ботинки, поймут, что поймали краба[405] – в прямом смысле этого слова, хе-хе-хе.

– Что это такое?

– Что такое?

– Шум.

– Какой шум, параболический головастик?

– Замолчи, дай послушать.

Оливо сильнее прижимается ухом к полу. Постукивания молотка, нечастые удары раздаются с большой глубины, создавая еле заметную вибрацию.

– Ну что? – спрашивает Аза. – Понял, что это?

– Наверное, газ или вода, идущие по подземным трубам, но звук непостоянный. Не знаю…

Но вот раздался шум, хорошо различимый и явно поблизости. Хлопает дверца. Тот, кто ее открыл, схватил Оливо за лодыжки и потянул назад.

– Уф, кажется, тебе точно пора идти, – произносит Аза, вздыхая. – Увидимся позже… Может быть.

19

Оливо сидит на стуле. Мешок по-прежнему у него на голове, лодыжки все еще замотаны скотчем, как и рот. Всего лишь ненадолго освободили запястья, чтобы снова связать по-быстрому, но теперь уже за спинкой стула – вот, пожалуй, единственное изменение, – я же сказал вам, эти в своих делах смыслят что надо, не знаю, понятно ли объясняю.

Чтобы попасть из подвала, где его держали, в комнату, где он находится теперь, ему пришлось своими ногами преодолеть метров двадцать, может, тридцать; никаких лестниц, никаких возвышений или понижений. Вот почему запахи, разве что кроме дизельного, почти те же самые. Он по-прежнему под землей.

Пока Оливо шел, его держали так, что он вынужден был подпрыгивать всю дорогу. Вели двое. Одного мальчик узнал по запаху и, определив, кто это, теперь понимает, кем окажутся остальные, которых он увидит, когда с него стянут мешок. Не то чтобы успокоился, но, по крайней мере, уже знает врага в лицо.

– Снимите колпак! – приказывает Густаво.

Один из четырех микронацистов в подтяжках, пахнущий небулайзером[406] от астмы, выполняет приказание. Астма не поддерживает имидж сверхчеловека. Как знать, в курсе ли другие, что он болен. Возможно, ему удается хранить это в секрете.

Оливо открывает глаза.

Перед ним – Густаво со своими четырьмя шимпанзе – при всем моем уважении к шимпанзе, не знаю, понятно ли объясняю. Все пятеро – в бомберах: кто в черном, кто в зеленом, кто в защитном. Это значит, что и сверхчеловеки не хотят заработать воспаление легких, пока прячутся по подвалам.

– Сюрприз! – восклицает один из них.

– Не такой чтобы, – говорит Оливо и не успевает приподнять уголок рта, как получает оплеуху.

У него хрустит шея, да так, что все пятеро оглядываются.

Оливо поднимает голову. С тех пор как его вытащили из багажника «темпры», изменилось восприятие боли. Не то чтобы он ее не чувствует, просто она на него больше не действует. Как бывает, когда ешь что-то не противное, а просто не совсем приятное. И это не трагедия.

– Бли-и-ин!.. – Густаво смеется. – Я подумал, Тиберий тебе уже свернул шею! Было бы жаль, ведь мы припасли для тебя кое-что интересное. Хочешь, расскажу, что в меню?

– Угу.

– А знаешь, ты, оказывается, остроумный. И упертый! Если б не твоя физиономия, пожалуй, предложил бы тебе испытание, чтобы присоединиться к нам. Ну что, начнем с закусок? Обычно выбираем для начала фингерфуд[407], что включает в себя вырывание ногтей из больших пальцев – тех, которые дольше всего растут. Так что в течение нескольких месяцев каждый раз, когда захочешь взять что-то в руки, будешь вспоминать нас. Допустим, все-таки ты человеческий подвид и большие пальцы у тебя на самом деле похожи на человеческие большие[408]. Но это все проверяемо.

– Побреем его и примемся за уши!

– Мартин, черт, ты безжалостен! Ты слышал, что предлагает наш приятель Мартин? Мы называем это дуэтом. Сначала обреем тебя, как овцу, машинкой, которая оставит на твоей черепушке красивые шрамы, затем прихватим щипцами уши и будем тянуть, пока не посинеют. У хрящей уникальная способность быстро деформироваться и уже никогда не возвращаться в прежнее состояние. И это замечательно. Ведь рано или поздно тебе придется выйти из дома и вернуться в школу с ушами, которые будут почти вдвое больше, чем сейчас, не говоря уже обо всех этих шрамах на черепе. Еще одна вещь нам доставляет удовольствие: ты не сможешь никому рассказать, кто тебя так потрепал, иначе мы снова за тебя возьмемся и тогда уже подумаем о чем-нибудь более определенном.

– Как с Федерико, Марией, Эленой и Райаном?

Густаво смотрит на остальных. Они смеются.

– Ага! Четверо придурков!

– Они еще живы?

– Живы не живы, какого хрена кому до них есть дела! Мерзкий чечик[409], жируха, изуродованный хиппи и зубрила-лесбиянка с ушами, как у Дамбо![410] А если думаешь, что их родители лучше, глубоко ошибаешься. Журналист, который работает на моего отца, сунул нос в их делишки… Одна – дочь вора, другой – полный говнюк, третий – игроман, те, кого не назвал, и того хуже… Дело в том, что все они и десяти евро не стоят – столько дерьма принесли в мир.

– Они живы или нет?

Гус закрывает глаза и запрокидывает вверх голову. Над ним грубый цементный потолок.

– Вопросы, вопросы, вопросы, вопросы, – монотонно повторяет он.

Оливо несколько секунд силится понять, где же ему оказывают гостеприимство. На складе. Никаких окон. Один светильник. Обычное подвальное помещение, каких в городе тысячи. Отличительных признаков, благодаря которым можно было бы его отыскать, нет вообще, – допустим, выйду отсюда живым, чтобы попытаться это сделать, не знаю, понятно ли объясняю.

Гус опускает взгляд, делает несколько шагов по комнате, обходит Оливо и, когда оказывается у него за спиной, становится очень близко – так обычно делает Аза, так позавчера вечером сделала Манон, но, понятно, это разные вещи…

– Да, – шепчет Гус ему на ухо, – это были мы. Сначала чечик, потом жируха, соответственно, изуродованный и лесбиянка. Но кто тебе, вообще-то, сказал, что она была последней? Мартин! Так как идею подал ты, тащи машинку! Тебе выпала честь!

Мартин удаляется через единственный выход в комнате