Расследования Екатерины Петровской и Ко. Том 2 - Татьяна Юрьевна Степанова

гробов их встретил дежурный похоронный агент. Сам он о похоронах почти годичной давности понятия не имел, но начал по просьбе полицейских связываться с сотрудниками по телефону, узнавать. Вскоре имена и фамилии членов похоронной команды были установлены. И полицейские поехали к ним домой.

Вечером и морг, и прозекторская, и кабинет патологоанатома представляли собой жутковатое зрелище, Катя жалась в углу.

Она вспоминала, как по дороге в Дубну Алла Мухина связалась с оперативниками, посланными к дому Константина Чеглакова. И спросила: ну, как дела?

И получила ответ: дом закрыт, темен. Хозяина нет. Машины его тоже нет. Мухина велела полицейским оставаться на месте и дожидаться возвращения Чеглакова.

Катя все ждала их звонка. Но они так и не позвонили.

– Алла, не может такого быть, чтобы кто-то посторонний, даже сестра Бахрушиной, узнала про ожоги на теле! – убеждала патологоанатом Мухину. – Я сама, лично подготовила тело для передачи в морг. Я заклеила все места ожогов большими медицинскими пластырями. Точно так же, как я сделала и с двумя другими трупами. И с телом самой первой жертвы – Саломеи Шульц. Мне сразу эти ожоги чрезвычайно не понравились. Помнишь, я говорила тебе? Но мы тогда еще не знали, с чем мы столкнулись. О серийных убийствах еще речь не шла, шла речь о надругательстве над телом после убийства. Но все следы от ожогов я заклеила пластырем. В момент, когда тело готовили к погребению, там вместе с работниками ритуальной фирмы находился мой помощник. Я специально его туда отправила – для подстраховки. Он про пятна-ожоги на телах ничего не знал. Но он никогда бы не позволил похоронщикам тешить любопытство и сдирать с тела пластыри!

– Где помощник? Вызывай его сюда.

– До утра не терпит?

– Нет, – отрезала Мухина.

Молодого прозектора отыскали на вечеринке у друзей. И привезли. Он клялся и божился, что сам лично присутствовал при подготовке тела «той женщины, что нашли на остановке в январе». Похоронщики сделали свою работу профессионально и никаких лишних вопросов не задавали.

Через час доставили двух сотрудников похоронного бюро, занимавшихся похоронами Евгении Бахрушиной. Они тоже клялись, что сделали все по инструкции и так, как предписал им патологоанатом. Да, они заметили на трупе спереди пластыри. Но они их не снимали. Да и кому может прийти в голову сдирать пластыри с мертвеца?!

– Но кому-то все же могло прийти в голову, зачем эти пластыри наклеены на мертвое тело, – сухо возразила Мухина.

Похоронщики тут же возразили: они всякое видели – и жертв аварий, и обмороженных пьянчуг, и утопленников. Так что не надо наводить на них напраслину. С сестрой этой несчастной они не общались. С ней имел дело похоронный агент, занимавшийся всей организацией похорон. А он вообще трупа в морге не видел – это не его дело. И они ему ничего о состоянии трупа и о пластырях не говорили.

Катя видела: Мухина верит и не верит.

Она сама ведь утверждала, что Нина Кацо не могла знать о посмертных увечьях сестры. О знаке Малой Медведицы, выжженном на ее теле убийцей. Но когда она слышала хор негодующих голосов, все отрицающих и оправдывающихся, ее вера в то, что этого в принципе не могло быть, слабела.

– Ладно, с похоронщиками и ясно, и не ясно, а что с сотрудниками морга? – сказала она, обращаясь к патологоанатому.

– Здесь большая текучка, – ответила та. – Многих из тех, кто работал здесь в январе, уже нет. Уволились.

Начали проверять, вызвали представителя больничной администрации. Подняли записи дежурств в журналах.

Из трех человек, работавших в морге санитарами в январе, когда привезли тело Евгении Бахрушиной, двое были уволены. Один по собственному желанию – студент-медик, второй из-за хронического пьянства.

Третьего нашли и допросили. Он, как и вся прочая команда, клялся и божился, что ничего не знает ни про какую сестру покойной, с ней он не общался и ничего ей не говорил. Да и пластырей он тоже не помнит. Мало ли жмуриков!

Студента-медика в Дубне уже и след простыл. Сыщики узнали его адрес – он снимал комнату, но соседи по квартире, поднятые среди ночи с постели, отвечали, что он уехал еще в начале лета. Куда, они не знали. Вроде как и институт свой бросил или перевелся. Вещи свои все забрал. И на его место хозяин квартиры так никого из съемщиков и не нашел.

Этот след обрывался.

Точно так же оборвался след и с бывшим санитаром-пьяницей. По сплетням, гулявшим среди сотрудников дубнинского морга, он «спал с нянечкой откуда-то с периферии». Может, тверской, может, калужской. Может, она и забрала своего хахаля с собой в деревню, так как уволилась сама. Нянечку звали то ли Света, то ли Маша, фамилии ее никто не помнил. И о судьбе санитара никто ничего не знал.

Эти двое, учитывая их личности, – студент-перекати-поле и алкаш-санитар – вполне могли продать за деньги Нине Кацо информацию о состоянии тела ее сестры Евгении.

Но ни подтвердить, ни опровергнуть это было невозможно.

Катя видела: Мухина еще не теряет надежды отыскать в Дубне санитара-алкаша. Может, не уехал, а трется где-то у знакомых забулдыг. Оперативники поехали к нему домой – дом в частном секторе, развалюха.

И в этот момент…

Катя навсегда запомнила этот миг. Они сидели в пропахшем формалином кабинете патологоанатома. Время уже близилось к полуночи. Их лица казались мертвенно-зелеными в свете галогенных ламп и…

В этот момент у Мухиной зазвонил мобильный – настойчиво и тревожно.

Катя сразу вся покрылась противной холодной гусиной кожей. Она подумала, что он… Чеглаков…

Она глянула на Мухину. Та словно онемела. Словно утратила все слова разом, слушая, что ей говорят.

– Что? – прошептала Катя. – Он… где?

– У нас еще одно убийство.

– На остановке автобуса?!

Мухина невменяемым взглядом оглядела кабинет прозектора – весь ее вид говорил: что мы тут делаем?!

– Это муж Василисы. Дмитрий Ларионов. Его убили прямо во дворе их дома.

Катя ощутила, что пол уходит у нее из-под ног. Но она ведь сидела на больничном стуле, в углу!

Они мчались назад в ЭРЕБ под вой полицейских сирен. И Катя – ей так казалось – окончательно утратила чувство реальности.

Нить происходящего тоже оборвалась.

ЭРЕБ – его окрестные леса и берега реки – встретил их кромешной тьмой. И лишь редко-редко в этой тьме горели придорожные фонари – через один, через два, через три.

Они ведь приезжали сюда совсем недавно – в это место, где обитала высшая научная элита Дубны и ЭРЕБа и богатые бизнесмены, понастроившие