Современный зарубежный детектив-10. Компиляция. Книги 1-18 - Дэн Браун

– Ты и правда молодец. Впрочем, Элиза Баллот просто так девять с половиной не поставит. Но почему звонишь мне? Как догадался, что я тоже в деле?

– Пальцы Элены, Райана, Марии и Федерико, которые похититель прислал в полицию, татуированы черными чернилами, но с небольшими желтыми пятнышками. Они похожи на хвост саламандры, которую ты нарисовала на обложке своей кожаной тетради. Думаю, это что-то вроде символа.

Слышно, как телефон шуршит обо что-то. Серафин зажимает его между плечом и ухом, затем в нем раздается «хлоп-хлоп-хлоп» – она хлопает в ладоши, аплодируя ему.

– Браво́-браво́, – произносит с французским акцентом. – Мне нужно было бы получше прятать свою тетрадь. Какой же ты проницательный!

– Однако я не знаю, почему ты в этом замешана. Райан, Элена, Федерико и Мария – у них свои счеты с родителями, и для них это возможность вытянуть у них деньги, но ты…

– Дойдешь и до этого, не спеши. В любом случае я тоже догадалась, ты что-то скрываешь.

– Вот как?

– Не сразу, конечно. Но потом… Приходит в марте в класс такой странный чувак, как ты, рисует фигово, но тут же начинает бодаться с Густаво! К тому же эта история с теткой в Турине, честно говоря, чушь какая-то. Надеюсь, это идея комиссарши – не твоя?

– Угу.

– Я так и думала. Можно спросить?

– Да.

– Правда, что твои не в Милане?

– Да, они умерли, когда мне было восемь лет. С тех пор я то в приютах, то в приемных семьях, то в лесах.

– В лесах?

Оливо не отвечает, не объясняет, не начинает заново разговор. Они молчат.

– Как бы то ни было, я рада, что ты позвонил мне.

– Правда?

– Да, но все равно, как только отобьемся, уничтожу телефон и симку. Радуйся, что я истратила шестьдесят евро на этот последний разговор с тобой. Мне на самом деле это было важно.

– Вы уже далеко?

Серафин молчит, но чувствуется, что улыбается.

– Ты слишком много хочешь знать, не кажется?

– Это был совет.

– Бежать? Спасибо, конечно. Но нам нужно довести до ума еще одно дельце. И потом, саламандры передвигаются медленно, тебе ли не знать.

– Плохо звучит.

– Что?

– Довести до ума еще одно дельце.

– Ошибаешься. Еще как зазвучит! А теперь мне нужно идти. Я рада, что познакомилась с тобой, Оливо. Ты правда потрясный!

– Не делайте этого.

– Что? Дельце? Слишком поздно. Саламандра Серафин шлет тебе привет! «Good night and good luck» – как говорил один чел[432].

31

Ночь проходит на удивление спокойно.

Саламандры во сне по нему не ползают, монотонных стуков под землей в закрытом багажнике или цистерне не слышит, никаких «заводных апельсинов», заставляющих кричать от страха, ни Джессики, ни Октавиана, поджидающих за углом, – сон безмятежный и без кошмаров, не знаю, понятно ли объясняю.

– Вы только полюбуйтесь, как спит это сокровище! – Сон разрушает Аза. – И совсем не похож на человека, который посеял миллион двести тысяч евро, доверенных ему безутешными родителями!

Оливо открывает глаза, но не сводит их с потолка. На его поверхности тоже нет никаких пятен и даже трещины.

– Делаешь вид, будто не слышишь, головастик-амплифон?[433]

– Я слышал, но хочу заметить тебе, что если бы они были настолько безутешны, то сами выложили бы денежки по первому требованию, а не после того, как полиция вытащила из шкафов все их запрятанные скелеты. И потом, это грязные деньги. Поэтому лучше, что они оказались там, где оказались.

– Имеешь в виду в руках пяти подростков, разыгравших похищение? Наносят тату на свои мизинцы, отрубают их и отправляют маме с папой, чтобы вытянуть из тех по триста тысяч евро? И ты считаешь, нет ничего лучше, чтобы деньги все-таки оказались у них в руках? Интересная мысль!

– А между тем подростков четверо, а не пятеро. Серафин им только помогала.

– Ага, как же. А я в таком случае – отчаянная домохозяйка, которая без ума от вышивания крестиком, «Игры в кальмара»[434] и горного парашюта. Есть какие-то другие примеры для очистки совести?

– Те, кого ты называешь безутешными родителями, – это игроман, практически выбросивший семью на улицу, ростовщик, бухгалтер на службе у мафии и торговка предметами искусства. Плюс их вторые половины, посвященные во все эти делишки. Скорее всего, семейки больше детей заинтересованы в том, чтобы правда не вышла наружу.

– Однако никто из них не отрубил себе ни единого пальца!

– Это ритуальный жест – типичный для многих племенных культур. Он показывает истинное отношение к общему идеалу, готовность к самопожертвованию и преданность сообществу.

– Он показывает, что ты чокнутый! Вот что он показывает! И что это за сообщество? Сообщество саламандр? Могли бы, по крайней мере, выбрать животное более проворное! Леопарды, рыси или тасманийские дьяволы![435] Кому захочется иметь саламандру? Увидишь возле дома такую, пойдешь поспишь, поешь, посмотришь восемь сезонов любимого сериала, выйдешь, а она все так же сидит на прежнем месте. И потом, они выползают только в дождь, как англичане.

– Ты закончила?

– Да.

– Спасибо. А теперь, если поднимешь задницу с моих ног, я встану и пойду в школу.

– Позавчера мне не показалось, что тебя так уж раздражает груз в ногах, головастик двойных стандартов. Не знаю, понятно ли объясняю!

– Аза, мне нужно идти. Я серьезно. Это мой последний день здесь, хочу, по крайней мере, попрощаться с Матильдой и Франческо.

– Конечно! Конечно! Твои дружки Матильда и Франческо. – При этом попу не двигает. – Ты такой феноменально умный, а до сих пор не допер?

– До чего?

– Что Франческо и Матильда – тоже саламандры!

Оливо осматривает ноготь на большом пальце: он немного надломился, хотя нет – совсем сломался.

– Это я очень хорошо понял, еще раньше тебя, – говорит.

– Неужели? И когда же?

– Вчера вечером, когда засыпал.

– Надо же, какое совпадение! И я тогда же. Впрочем, это очевидно, разве нет? Полиция сказала, что в обоих случаях, когда сообщали о письме и посылке, звонил мужчина с низким грудным голосом, значит это был либо Тициано Ферро[436], либо Франческо. И потом татуировки… четкие контуры, твердая рука. Никто из четверки пропавших ребят и даже Серафин не умеет рисовать так же хорошо, как Матильда.

– Ну что ж, можем признать, что мы доперли вместе.

– Если догадался, почему говоришь, что пойдешь в школу попрощаться с Матильдой и Франческо? Очевидно же, если исчезла Серафин, они тоже больше не появятся. Это означает – я раньше доперла, – что саламандр семь, а не пять.

– Хорошо, ты первая. Теперь встань, пожалуйста! По крайней мере, с профессором Баллот я могу