Девушка из спасательной шлюпки - Эйлин Энрайт Ходжеттс

– Она посмела бранить меня! Собственная дочь! Если хочешь, можешь забирать ее ко всем чертям! Мне она не нужна. Прочь с дороги! Мне нужно найти врача!

Элвин непоколебимо стоял на пути у графа, не собираясь двигаться с места, пока не получит нужную информацию.

– Не могли бы вы подсказать мне, в какую сторону идти? – повторил он.

– Туда, откуда я пришел, – раздраженно бросил граф. – Через лес. Иди по тропинке через лес. А теперь дай мне пройти!

Элвин поклонился и с облегчением отошел в сторону. Сам того не желая, спятивший граф его обнадежил. Элвин представлял себе резиденцию графа в виде крепости, полной слуг, но, похоже, там не было никого, кроме «верещащих женщин». Главной опасностью мог бы стать сам граф, но похожий на пугало человек, бежавший в этот момент прочь от него, едва ли был способен послужить препятствием. Элвин собирался войти в дом и покинуть его до возвращения графа с доктором. Он похлопал себя по карману и ощутил утешительную тяжесть «Энфилда».

Он уже собирался войти в лес, когда услышал рев двигателя. Он обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как два человека на мотоцикле вылетели из конюшни. Граф, рассеянно бежавший прямо посередине дороги, успел в последний момент отскочить в сторону и свалился в пыль. Мотоцикл пролетел совсем рядом и унесся вдаль. Элвин успел заметить развевающуюся женскую юбку, прежде чем мотоцикл скрылся за поворотом.

По всей улице начали распахиваться двери домов, и женщины в фартуках бросились к графу, пытавшемуся встать. Крики женщин и громоподобные проклятья графа долетали до него и после того, как он вошел в тенистую дубраву.

Глава шестнадцатая

Деревня Риддлсдаун

Гарри Хейзелтон

Овцы остались позади, и Гарри с Салливаном шли по пастбищу к зданию станции. Поле было исчерчено старыми плужными бороздами и коварными канавами. Салливан, шедший впереди, спотыкался и чертыхался, а раненая нога Гарри горела от боли, грозившей одержать над ним верх.

Однажды ночью в госпитале в Лакхнау его терзала боль в ноге и тяжесть в сердце, и он выругался вслух в темноту. К счастью, ординарец его не услышал. Тот бы явился сюда с лампой в руках, стал бы успокаивать. Для Гарри это стало бы позором, ударом по его гордости. Палата оставалась в полутьме, освещаемая лишь скудным лунным светом, пробивавшимся сквозь узорчатые ставни. Он стиснул зубы и решил молча терпеть до утра. На следующий день он собирался попросить Кардью Уортингтона принести бутылку скотча.

Услышав шорох за дверью, Гарри сел в постели. Вскоре до него донеслось шлепанье босых ног. Кто-то хочет войти в палату, а он совершенно беспомощен.

– Кто там?

Лунный свет выхватил в темноте дверного проема фигуру невысокого смуглого человека в небрежно замотанном тюрбане.

– Это я, сахиб. Уборщик.

– Что тебе нужно?

– Хочу помочь вам избавиться от боли.

Гарри почувствовал себя униженным и разозлился.

– Уходи. Убирайся!

– Я могу помочь.

Гарри знал, что будет дальше. Парень предложит ему запретный опиум. Он почти желал принять это предложение и позволить боли и скорби раствориться в облаках ароматного дыма. Нет. Он еще не настолько низко пал в своих мучениях. У него еще оставалась гордость.

– Уходи. Мне не нужна твоя помощь.

– Это просто слова, сахиб. Всего лишь слова. Я научу вас словам.

– Не понимаю.

– Мантра, изгоняющая боль.

– Ты не сможешь изгнать мою боль словами.

– Вы сможете сами изгнать свою боль, сахиб. Повторяйте эти слова много-много раз, и потом наступит утро, а утром все становится лучше.

Гарри никогда не спрашивал значения слов, которые он повторял раз за разом всю ту долгую ночь. Он даже не был уверен, что произносил их правильно или даже правильно запомнил, но точно знал, что, сосредоточившись на повторении мантры, сумел обуздать боль. Теперь, следуя за спотыкающимся Салливаном через овечье пастбище, он позволил словам заполнить его мысли. Повторение освободило его разум от тела, дав возможность вытеснить боль из своего сознания.

«Ом шрим хрим клим айм индракшьяй намах. Ом шрим хрим клим айм индракшьяй намах».

Салливан на секунду остановился и обернулся к нему.

– Что ты сказал?

Гарри понял, что говорит вслух.

– Ничего. Просто пою про себя.

– Чертовы островитяне, – покачал головой Салливан.

Наконец они достигли изгороди из колючей проволоки, отделявшей пастбище от железнодорожных путей. Гарри осмотрелся в поисках калитки, но ничего не увидел – только проволоку и клочья шерсти на ней там, где овцы паслись у самого забора.

Салливан бросился на землю и проскользнул под изгородью. Гарри последовал его примеру. Мантра больше не помогала. Оставалось только стиснуть зубы и терпеть.

Они выбрались на узкую мощеную дорогу. На станции было пусто, но в нескольких сотнях метров на дороге собралась кучка женщин, которые помогали мужчине подняться на ноги.

Гарри тут же его узнал. Он схватил Салливана за руку.

– Это граф. Что-то случилось.

– Где его дом?

Гарри указал на дорогу, шедшую от деревенской церкви к вершине холма.

– Там. Я уже как-то шел по ней с поезда.

Граф теперь стоял, отряхивая пыль с одежды. В родном Риддлсдаун-Корте он казался властным человеком, излучавшим презрение к простым людям и отвращение к жене и дочерям. Стоя же посреди деревенской улицы, он выглядел просто жалко.

Его голос доносился сквозь женский галдеж.

– Доктор! Нужен доктор!

Одна из женщин, державшая графа за руку и помогавшая ему держать равновесие, покачала головой.

– Доктор не нужен, ваша светлость. Зайдите в дом и присядьте, и с вами все будет в порядке. Доктор уехал на ферму.

Граф высвободил руку.

– Да не мне, глупая женщина! Леди Риддлсдаун! Леди Риддлсдаун нужен врач!

– Похоже, в доме действительно что-то происходит, – сказал Салливан. – Нужно идти.

Гарри кивнул и покрепче вцепился в трость. От нее не было толку по пути через пастбище, и она ничуть не облегчила бы боль при подъеме на холм. Но трость была не важна – важен был скрытый внутри нее острый клинок из толедской стали.

Риддлсдаун Корт

Поппи Мелвилл

– Можно мне его подержать?

Поппи обернулась и увидела Диану, вошедшую в спальню, где, по-прежнему укрытая окровавленной простыней, лежала Агнес.

– Тебе сюда нельзя, – сказала Поппи.

– Я хочу подержать ребенка. Это мальчик?

Поппи не знала, можно ли доверить Диане эту тайну. Пока граф верит, что Агнес еще рожает, он будет из кожи вон лезть, чтобы привести доктора. С другой стороны, если он узнает, что