Памятка убийцы - Алексей Викторович Макеев

– Некоторые годами сидели…

– Этих «чехи» сами отдали в благодарность за помощь Тевса. Он калек, которые после войны в аул вернулись, от ПТСР лечил. От посттравматического расстройства, – на всякий случай пояснил Крячко. – Те перестали детей и жен по дворам гонять, по ночам просыпаться с криками… Его даже к полевым командирам возили. Такие дела.

– Значит, до две тысячи девятого Тевс воевал? – спросил Гуров.

– Последние годы уже как психолог и военный на контракте одновременно.

– А потом?

– А потом какое-то время курсировал по войсковым частям Горно-Алтайска и Республики Алтай. Они были выбраны для масштабного исследования неуставных отношений в армии, характеризующихся оскорбительно-деспотичным обращением старослужащих солдат с молодыми сослуживцами.

– Дедовщины то есть, – кратко сформулировал Гуров.

– Зришь в корень.

– А что насчет собственно научной деятельности?

– Ну, по библиотекам он, как Слепокуров, не ходил…

– Слепокуров, как мы теперь знаем, про себя читать ходил, – заметил Лев Иванович. – И Эдмунд Эмиль Кемпер III ему был интересен в силу духовной близости.

– И хитрости, – добавил Стас.

– Вот я и думаю, что, если Тевс публиковался в это время, Слепокуров за статьями следил, – пояснил Гуров свой интерес к теме научной деятельности Тевса.

– С две тысячи тринадцатого года Тевс совмещал службу с работой по специальности «военный психолог», проводил курсы повышения квалификации в столичных и крупных областных вузах. Учил уже практикующих психологов понимать иерархию военнослужащих, проводить тестирование, анкетирование, выявлять пограничные состояния. Я вчера говорил с несколькими его учениками, которые работают в военных частях и спецподразделениях, – доложил напарник.

– И каково их личное впечатление?

– Ну, женщины там внимательные…

– Это нам и нужно, – обрадовался Гуров.

– Говорят, – Крячко замялся, – Максим Борисович остро реагировал на истории о случаях, когда неуставные отношения были сопряжены с разными видами съемки и сексуальным насилием. Что при разборе таких кейсов ему самому порой помощь не помешала бы.

– Значит, вот как Егор Слепокуров заставил Максима Тевса, по сути, взять на себя вину за участие в наказании Чокер, опубликовав его описание в четверг, – догадался Гуров.

– И молчать, когда их отчисляли, – согласился Крячко. – А звезду курса Слепокурова, похоже, и не подозревал никто.

– Знаешь, Стас, я думаю, был человек, который его подозревал. И, похоже, готовился дать парню укорот так, чтобы на всю жизнь хватило. Думаю, Соляйников не зря защищал Тевса перед деканом. Он понимал, что тот невиновен. Просто хотел разобраться, кто монстр из остальных.

– И, наверное, выдал себя, потому что торопился из-за Юлии.

– Ну да. Понимал, что однокурсник, склонный к насилию над женщинами, да еще неробкого десятка (думаю, это и привлекло его в Чокер), давно обратил свое внимание на нее.

– Красивую, яркую, умную. Почему он тогда напал на Соколову, как думаешь?

– Набирал силу на внушаемых жертвах. – Гуров бросил «блинчик» в реку, и тот легко запрыгал по воде далеко вперед. Раз, два, три, четыре, пять, шесть… – Знал, что Дине предстоит свадьба, жениха она любит, родителей расстраивать побоится и никому ничего не скажет.

– Тевса он, наверное, тоже унизил, – предположил Крячко, – из зависти к успеху и силе.

– Да. Только подстраховался съемкой издевательств над парнем, который был без сознания, на фото и видео. – Гуров с силой швырнул в воду камень.

– И до Юлии все равно добрался.

– Потому и убийство такое жуткое. Он ее выстегал, как Чокер. И буквально уничтожил, порвав этой веткой изнутри.

– Бедный Соляйников. Не успел ни признаться ей в любви, ни жизнь с ней прожить, ни у смерти мученической отнять.

– Я бы, Стас, так не сказал. Он научил ее вдумчиво вести дневники, быть профессиональным свидетелем чужих трагедий. И она следовала этой привычке всю жизнь, в итоге приведя нас к убийце, который отнял и ее жизнь, и жизнь ее любимого мужчины.

– С дневниками тут еще вот какое дело, Лев. – Крячко остановился на заправке и купил кофе в автомате. – Среди слушательниц курса Тевса, с которыми я вчера говорил, была Ида Викторовна Столярова, ученица Соляйникова, которая окончила СГУ задолго до «Отроков во вселенной». Интересная, моложавая дама. Странная смесь элегантности и хватки.

– Не отвлекайся, Стас.

– Прости, я искренне впечатлен. Так вот. Психолог эта работает в Нижнем. Туда приезжал с лекциями Тевс.

– Так.

– После занятий она предложила лектору показать город. Они сидели в пабе «Эрик Рыжий». Помнишь такой?

– Скорее их крафтовое пиво, которым мы с местными отмечали поимку последователя «Мосгаза» Ионесяна. – Гуров потер затылок. – Такое в нашем возрасте не забывается. И не прощается организмом.

– Огуречный рассол в любом возрасте надо пить. Так вот. Ида Викторовна говорит: они с Тевсом заговорили о дневниках. Она их тоже всю жизнь ведет. И Максим Борисович посетовал, что его дневники времен второй чеченской, которые он возил с собой для подготовки к лекциям для военных психологов, были утеряны во время поездки в родной город на майские праздники в две тысячи пятнадцатом году.

– Уж не встречался ли он тогда со своими сокурсниками Иваном Рюминым и Радиком Грецевым?

– Которые выкрали его дневники и нашли там пометки, наведшие на мысль, кто на самом деле был виноват в том, что им дали волшебный пендель из аспирантуры. – Крячко не удержался и купил в автомате пончик. – А мужчины они, как мы помним, предприимчивые.

– Особенно Рюмин. Похоже, этот великий комбинатор сообразил, что раз Чокер избивал не Тевс, то и с богатой писательницей жил не он, а Слепокуров.

– Приятели отправились шантажировать даму. И дневники Тевса предложили купить.

– А когда не дождались денег, стали кружить на лодке у ее дома. Гении психологического давления!

– Пока не нарвались на старого приятеля, виртуозно владеющего языком ножа и мотора.

– В итоге Грецев и Рюмин погибли, а набожная детская писательница Любовь Озеркина стала большим драматургом, чью пьесу о событиях, участником которых был Тевс, поставили в Москве.

– Я одного не понимаю, Стас. Почему Максим Тевс не вступил в противостояние с бывшими однокурсниками? Неужели боялся шантажа после всех ужасов плена и передовой?

– Максим Тевс погиб в октябре две тысячи пятнадцатого в Сирии, Лев. Уехал туда с нашими ребятами тридцатого сентября и попал с группой под обстрел со стороны боевиков.

Гуров бросил камень у берега и увидел, как тот лег на дно.

– Был человек – и нет его.

– По словам Иды, у Максима была женщина, которую он любил, но скрывал ото всех. И подрастает сын.

* * *

Из всех окон в «Нейротрауре» свет горел только в кабинете самого беспринципного менеджера Александра Бориславовича Чувина