Лёгкое Топливо - Anita Oni

самых знаменитых песен The Beatles. В данном контексте это неочевидный намёк на то, что русские, на самом деле, запасаются оборудованием для слежения за шведскими подлодками.

[5] Алан Блэк знает, что штаб-квартира MI5 располагается в здании Темз-Хаус, в районе Миллбанк, но не упускает случая пошутить про себя в рамках канона серии Slough House, где офисы MI5 находятся в Риджентс-Парке.

[6] Friends of Dorothy — Друзья Дороти. Кодовая фраза, эвфемизм для представителей ЛГБТ, по которому в Европе и Америке они распознают друг друга в максимально деликатном ключе, чтобы никого не задеть.

Сцена 52. शेड्स ऑफ रिछारिया *

— Так вот что ты имел в виду под «чёрт знает, где»! — воскликнула Нала; ситуация явно её забавляла. — Таким я тебя ещё не знала. С другой стороны, это кое-что объяснило бы…

— Нет, не объяснило бы, — возразил Блэк, поспешно и резко, догадавшись, к чему она клонит. — Понимаешь, для прикрытия лучше места не сыскать. В моей работе это крайне важно.

— Я для тебя тоже прикрытие?

— Только если захочешь прикрыть мой субботний сплин и напомнить, что в жизни есть радужные моменты. И я не имею в виду сейчас «ту самую» радугу.

Они сидели уже за другим столиком, угловым, рядом с окном. Алан по-прежнему спиной к залу: всё-таки сахарницы давали хороший обзор. Да и на улице потихоньку темнело, так что можно было ловить отражения за стеклом.

Он рассказывал что-то там про работу, про нерадивого контрабандиста из Канэри-Уорф, потом расспрашивал её, как дела, как учёба. Как последний день перед «учебной неделей», в которую, как заведено, никто толком не учится.

Хорошо… хорошо… хорошо…

Нет, подробностями она тоже делилась. Потом обсуждали литературу, кинематограф. Заказали ещё по чашечке латте, и Алан засомневался, что после такого количества кофеина сумеет сегодня заснуть.

А, может, уже засыпал? На часах 15:17, голос девушки приятно убаюкивал, и сейчас бы не вот эти октябрьские сумерки периферийного Лондона, а Париж, окно с видом на Люксембургский сад, где зеленеют седоствольные платаны, а в фонтанах плещутся голуби и оголтелые туристы. Париж, и съёмная квартира, и маленький неуютный диванчик, становящийся вдруг и большим, и уютным, если вдвоём приложить немного фантазии…

И вдруг:

— Можно я тебя сфотографирую?

Нет, должно быть, не вдруг — она ведь уже битых шесть-семь минут рассказывала про свежекупленный фотоаппарат. Алан ещё размышлял над едким, но вежливым отказом, а Нала уже распаковывала новенькую зеркалку, прилаживала объектив для портретной съёмки. Отказ мог и подождать; он позволил себе банальность, бросил:

— Зачем?

— Хочу запечатлеть тебя таким: не в своём образе, но весьма органичным. Под прикрытием, как ты сказал. В этой куртке, с сердечком на латте. Будто бы настоящим. Таким, которому не всё равно. В которого можно влюбиться.

Подобная постановка аргумента вызвала у него отклик. Алан хотел бы и сам взглянуть на себя со стороны в этом образе.

— Только если оставишь мне снимок.

— Без проблем. — Она сделала несколько кадров, пояснила: — Пристрелочные. Я их потом удалю. Чуть подними подбородок. И смотри на меня.

Щёлкнула ещё раз, оторвалась от объектива. Продемонстрировала результат на экране.

Блэк нашёл его неожиданным.

Кадр получился эффектный. Молодой мужчина в кожаной куртке, за чашкой кофе. Смотрит прямо в камеру с лёгкой полуулыбкой — типичной блэковской, если кто спросит. Выразительные черты лица, слегка взъерошенные волосы, лёгкая щетина, добавляющая облику отнюдь не неряшливости, а шарма. Но главное — эти глаза. Алан не был уверен, что смотрел так хоть на кого-нибудь в жизни. Почти тепло. Почти искренне. Почти безо лжи. Открыто и… с нежностью?

В то же самое время он явно играл. Поставил чашку перед собой на передний план — чтобы та угодила в кадр нарочно. Чтобы видно было, что персонаж не просто наслаждается кофе, а демонстрирует это. Он харизматичен и говорит своим видом ровно то, что зритель хочет прочесть.

Разумеется, он ни за что не сказал это вслух. Просто молча кивнул и добавил, что будет ждать фото.

Она тоже взглянула.

— Да, не вполне настоящий. Зато красиво. Настоящего тебя сложно любить — куда проще очароваться наносным образом, ведь ты его с этой целью и создавал, в том числе. Но я надеюсь, у твоей жены это получается.

— Получается… — протянул тот, пытаясь повтором уловить мысль, как сачком. — Ты, вот, надеешься, а я именно этого опасаюсь. Говоришь так, будто знаешь меня настоящего — не слишком ли смелое утверждение?

— Не знаю, — возразила она. — Лишь предполагаю, что типаж мне знаком. Мне, правда, казалось, что такие, как ты, более настойчивы и беспардонны. Выпрыгивают из куртки при малейшей возможности. Но ты меня приятно разуверил.

Судя по горькой пропитке каждого слова, не так уж приятно.

Блэк не стал отвечать на шпильку. Не стал защищаться, не стал нападать. И поправлять (она ведь хотела сказать, из штанов — не из куртки, не так ли?).

Даже если он был на грани того, чтобы наброситься на неё через стол и доказать, что его пресловутая кожанка снимается достаточно быстро, он не сдвинулся с места и даже взглядом не выдал своего намерения. Он ведь чуял, что именно этого она добивалась — и одно это уже вызывало удовлетворение вперемежку с триумфом.

* * *

Так вот, Ираида размешивала мёд, молоко, свои мысли, свои ожидания — и то, что буквально сейчас услышала от своего юриста.

Не всё, разумеется, не досконально: обсуждать детали засекреченного расследования он не был уполномочен.

— Впрочем, оружие тоже присутствовало, контесса. В буквальном, в буквальном смысле.

Они ездили в тир, и стреляли, и потеряли счёт времени. Стрельба хороша, когда нужно сказать что-нибудь громко, почти оглушительно — но не словами. Если бы только Элли это понимала…

Впрочем, она понимала, просто методы предпочитала другие: скажем, рёв «Хонды» наперегонки с ветром в полях, где пуганые овечки жмутся к земле и текут кудрявой рекой. Или мотогонки по спортивному каналу. Но чаще она избирала тишину, что Блэка вполне устраивало.

А потом… Вот это самое «потом» Алан желал бы оставить себе — хотя именно оно стало виновником его опоздания.

Ираида не возражала, она знала цену границам. Улыбнулась, как кобра перед броском, позвонила в серебряный колокольчик, вытянув длинную шею, выступавшую над декольте подобно вые мраморной статуи, не обезображенной возрастом и невзгодами. Велела нести бумаги и уточнила насчёт шампанского.

— При гостях, — возразил Блэк. — Радостью лучше всего делиться с друзьями, в компании. Вот, кстати, первые из