Лёгкое Топливо - Anita Oni

— Понять бы, зачем!

Она поднялась, покрутилась на каблуках — не шатко, устойчиво. Значит, почти не пьяна. Хорошо.

Алан встал вслед за ней, показал пару па — как это должно выглядеть, если уж кто-то завёл невербальную речь о танцах. Приблизился, провёл даму по комнате в выбранном ритме — это было не так уж и просто с её сопротивлением, всё равно что управлять автомобилем, не сняв с ручника.

Ручник предстояло нащупать.

— Стрижка тебе идёт, кстати. Каре на ножке: дерзкое и непокорное, под стать гордой Поппи.

Та расцвела чуть не маковым цветом, но и виду не подала.

— Наконец-то заметил. Я уж и не ждала.

— Нет, ждала. А заметил я сразу. Просто каждому жесту и фразе — своё идеальное время.

Блэк аккуратно протянул руку, провёл по её волосам, превосходно уложенным и зафиксированным лаком, но на ощупь совсем неживым. Меррис положила ему руки на плечи, поднялась на носках, дотянулась до губ. Он оставался неподвижен. Была особая сладость в том, чтобы не отвечать на поцелуй, особенно когда женщина пробовала ещё, полагая, что это шутка.

Наконец Поппи оторвалась от него с недовольным лицом, и нахмурилась ещё больше, увидев насмешку в глазах.

— Значит, решила убрать все толкования, а? Сразу к делу, без сносок и отступлений. Что скажешь, согласно закону это ещё домогательство или уже насилие? Как на это смотрит HR?

— В моей организации я отвечаю за комплаенс, — строго ответила Поппи. — Поэтому у меня есть определённые преимущества.

— А. Так и запишем: злоупотребление служебным положением. Профсоюз будет уведомлён.

Меррис воздела глаза к потолку и схватилась за голову.

— А может просто потрахаемся? — предложила она. — Без всей этой корпоративной чепухи.

Алан поморщился. Не от выбора глагола, хотя и признавал, что подобные словечки обитали куда чаще вне его юрисдикции. Скорее, от этого самого «просто». «Просто» для него никогда ничего не бывало.

— Да, — сказал он наконец, — такой вариант не исключён. Можно и просто. По-быстрому. Ни к чему не обязывающе. Ноги на плечи, руки на бёдра. Но скажи мне сама, разве ты именно этого хочешь? Чтобы было всё просто? Зашёл — и вышел? Чтобы я не смотрел на тебя так, будто знаю лучше тебя самой, как тебе нравится? Чтобы не делал в точности так, что реальность двоится в глазах? Чтобы воздух не дрожал и не раскалялся от напряжения? Чтобы… — он подбросил ещё несколько литературных штампов, снабдив каждый по случаю уникальным звучанием, и не без удовольствия наблюдал за тем, как меняется её дыхание. Отступил на полшага, будто предоставляя ей выбор, и наконец уточнил: — Ну так что?

Их прервал джазовый рингтон смартфона. Поппи ничего не сказала, хотя в уголке губ явственно читалось: «Кого чёрт надоумил трезвонить в такой час?!» — но вызов приняла, отпрянула к окну.

— Смит? Это могло подождать до завтра?

В трубке сбивчиво забубнили. Бубнили долго и настойчиво, трижды сбиваясь с ритма, дважды — по её настоянию — начиная сначала.

— И что теперь? Скажи, мы к этому не причастны.

Бубнёж сорвался в истерику.

Блэк не стал дожидаться, чем кончится этот спектакль. Подошёл сзади, положил ей руку на талию — твёрдо и властно. Другой рукой взял телефон, нажал на отбой, включил беззвучный режим и швырнул гаджет за спину. Тот с глухим стуком ударился об пол, приземлившись, по всей видимости, на ковёр.

— Это был важный звонок, между прочим, — заметила Поппи, порываясь ускользнуть из объятий.

— Чепуха. Сейчас я покажу тебе, что действительно важно.

Или не прямо сейчас, но покажет. Алан мельком взглянул на часы, затем на синеву зарождавшейся над городом ночи. На смог-туман-облака — что-то серое и неравномерное. В Лондоне звёзд, как правило, не видать — даже с тридцать первого этажа небоскрёба. Особенно в октябре.

Но сегодня, так уж и быть, Алан Блэк позволит ей их увидеть.

Прежде чем обмакнуть её в бездну.

[1] Getaway vehicle — дословно: транспортное средство для побега. ТС, которое используется преступниками, чтобы быстро и незаметно скрыться с места преступления.

Сцена 54. Демонтаж. Ничего личного

Спальня хозяйки, немного за полночь. Свет здесь особый, ласкающий, бархатный; не свет — норковое манто в золотцу, касающееся щёк, струящееся по плечам.

— До конца, — говорит она насмешливо, наполняя бокалы.

До конца — это не про алкоголь, тем более, что пьют они тоник с лимоном. Для живости кожи, для блеска в глазах, для… чего там Торн ей наплёл, усердно сохраняя серьёзное выражение лица?

До конца — это как далеко она замыслила пойти.

Мужчина чуть раньше сказал: хорошо, он ответит на её запрос — но сделает это по-своему. Что-то может её отпугнуть, что-то вызвать вопросы. Пусть не переживает, от неё потребуется лишь капля доверия — он не станет им злоупотреблять. Обещает.

Сажает её на кровать, стаканы — прочь, на угловой столик, где оба шипят нерастраченными пузырьками. Сам подходит вплотную, но не касается. Словно даже касание — роскошь, которую надо заслужить.

— Когда ты приглашаешь иди до конца, ты знаешь, что я не ограничусь словами. «До конца» — это не эффектная фраза. Это дверь, которая за мной закрывается.

Он не повышает голос, но каждое слово будто прижимает к стене.

— Ты согласна лишиться контроля? Почувствовать, что не управляешь больше ни голосом, ни телом, ни собой? Согласна, чтобы тебя читали будто запретную книгу, без позволения, без запроса, в открытую? Не под полой?

Воцаряется пауза. Чрезмерно подвижная, чтобы просто повиснуть, чересчур напряжённая, чтобы не желать с ней расквитаться.

Поппи задирает нос и кивает, состроив насмешливую гримасу.

— Тогда не борись. Не подыгрывай. Прими это как данность. Как принимают яд, зная, что он не убьёт — а изменит. Потому что когда я заберу контроль, Поппи, ты не скажешь ни слова без моего позволения. Ты будешь только смотреть и дышать. Всё остальное сделаю я.

Он не спрашивает разрешения, потому что она уже сказала достаточно. Не объясняет, что собирается делать, ведь она уже отказалась от контроля.

Он отступает на шаг. Но глаз с неё не спускает.

— Тогда помни, — говорит он мягко, — ты сама сняла предохранитель и протянула оружие мне. И теперь я — не на твоей стороне. Я — твоё начало. Твой конец. И твой порядок. И то, что приходит после.

Он щелкает пальцами, и послушный «умный» светильник зажигает сапфировые лампы. Комната погружается в океанскую синеву, тонет